О МИФАХ
Знаменитая фраза: "Историю пишут победители", актуальна всегда. В дореволюционной России, в XIX и начале XX века, а затем и в СССР, события войны 1812 года были сильно мифологизированы. И в этот юбилейный год (статья впервые была опубликована в 2012 году. Авт.) многие официальные историки и средства массовой информации повторяют старые мифы и плодят новые, представляя русских офицеров, солдат и казаков, некими "Le Chevalier sans peur et sans reproche", т.е. рыцарями без страха и упрёка».
Мифов много и они разные. Например, один известный историк на страницах журнала «Огонёк» написал, что Кутузов в 1812 году не использовал заградительные отряды, что русские солдаты якобы не перебегали на сторону противника и не дезертировали с поля битвы.
Ну а самый, пожалуй, распространённый миф повествует о том, что будто бы мародёрством и грабежами занимались исключительно французы. Особенно постарался в этом плане телеканал РТР, где всё лето известные актёры рассказывали зрителям о благородстве русских солдат и офицеров, и о бесчинствах французов. Создаётся впечатление, что русская армия образца 1812 года представляла собой некую идеальную военную организацию, в которой не было места ни предательству, ни мародёрству, ни дезертирству, ни грабежам или иным подлым поступкам. Но так ли это на самом деле?
Конечно, большинство солдат и офицеров честно выполняли свой нелёгкий воинский долг. Но война есть война, всякое случалось, и эти её тёмные стороны тоже нужно знать а не скрывать. Факты говорят о том, что мирное население грабили обе воюющие стороны. И русские преуспели в этом ничуть не меньше французов. Особенно на территории бывшего Великого Княжества Литовского (ВКЛ), не так давно перед этим оккупированного и присоединённого к России. Местных жителей царские чиновники считали потенциальными «изменниками» и «ненадёжными» гражданами. Накануне войны оттуда даже депортировали во внутренние губернии империи некоторых «сумнительных шляхтичей».
Враждебно относились к местному польско-белорусскому населению и русские военные. Шеф 13-го егерского полка генерал-майор В.Вяземский, находясь летом 1812г. на территории Кобринского повета, записал в своем дневнике: «Снабжаем себя посредством чрезвычайной фуражировки – то есть без всяких раскладок, а что кто где нашёл, то и берёт. Сверх того выгоняли мужиков жать, молотить и молоть, и таким образом армия снабдила себя на 10 дней. Водкою и мясом продоволствованы войски также контрибуционно, лошадей продоволствовали также чрезвычайною фуражировкою […]. Земля стонет. Зимою будут люди мереть с голоду [...]. Поляка ни одного к нам приверженного, но многие напротив. Всё оставляет свои домы, всё бежит».
В одном послевоенном докладе, адресованном Минскому губернатору, написано: «Проходя около Девошицкого староства Борисовского повета в немалом количестве, российская армия, а потом корпус г-на генерала от кавалерии Кологривова, все остатки хлеба и скота частью под квитанции, а большей без оных позабирали, и лошадей, сколько кто мог из последков достать позагоняли и, таким образом, крестьяне лишились всех способов к поддержанию себя».
Генерал Радожицкий вспоминал: «Команды, посылаемые из лагерей за дровами и соломою, по ненависти к полякам, которых почитали изменниками, тащили из пустых фольварков и деревень всё, что попадалось им в руки. В биваках являлись стулья, столы, перины, одеяла, занавесы, посуда и всякая живность». Обратите внимание на фразу «из пустых фольварков и деревень». Дело в том, что грабежи и прочие насилия, совершаемые русской армией с первых же дней войны, вынуждали местных жителей прятаться в лесах, а зачастую и создавать для самозащиты партизанские отряды (в современном значении этого слова).
ПАРТИЗАНСКАЯ ВОЙНА ПРОТИВ РУССКОЙ АРМИИ
Главнокомандующий 3-й русской армией генерал от кавалерии А.Тормасов, в июле 1812 года докладывал царю: «Все жители взбунтовались против нас, вооружились вилами и косами, укрылись в лесах, убегали от войск наших, нападали на малые партии и курьеров». То есть с первых дней компании 1812 года на территории бывшей ВКЛ против русской армии развернулась партизанская война.
Факт партизанской войны против русских войск сегодня начинают понемногу признавать и российские историки. Правда, с оговоркой, что партизанили якобы исключительно поляки. Так, историк Юрий Бондаренко в одном из номеров газеты АИФ пишет: «Когда Русская армия в начале войны отступала от границ империи через белорусские земли, населённые в значительной степени поляками, она сталкивалась с проявлениями партизанской борьбы, наши конвои не раз были атакованы».
Да и как тут не признаешь, когда в воспоминаниях, дневниках и документах того времени, масса примеров. Вот лишь некоторые:
15 (27) июня унтер-офицер Тенгинского пехотного полка Василий Прокофьев, при помощи казаков реквизировал (отобрал) у местных крестьян из деревни Бейшаголы лошадей и подводы, на которые были погружены «полковые тяжести». Крестьяне, узнав о приближении авангарда французов, организовались в отряд численностью 20 человек, догнали и напали на русский конвой. Сбросив имущество полка на дорогу, они забрали свои подводы и лошадей.
28 (10) июля под местечком Голубичи вооруженные крестьяне напали на большой войсковой транспорт 1-й Западной армии Барклая де Толли, захватив все повозки с вещами Каргопольского, Рыльского и Московского драгунских полков.
9 (21) июля мужики деревни Томчино атаковали команду Белостокского внутреннего гарнизонного батальона, сопровождавшую транспорт с хирургическими инструментами, и захватили пятерых русских унтер-офицеров, шестерых рядовых и прапорщика.
10 (22) июля из деревни Гончаровки Дрисского уезда в Полоцк под охраной семи унтер-офицеров и 18 рядовых, под началом поручика Гнилокишкова вышел транспорт 40-го егерского полка – 30 подвод с сухарями и крупой. В 12 часов дня возле деревни Кацеле, что в 18 вёрстах от Полоцка, транспорт был атакован и захвачен вооружёнными крестьянами, которые убили и взяли в плен двух русских унтер-офицеров и пятерых солдат.
12 (24) июля вооружённые крестьяне напали на воинский транспорт, следовавший из Себежа в Витебск, захватив при этом всех лошадей.
Подобных примеров в документах той поры и в мемуарной литературе, множество. Против русских воевала и наша молодёжь. Газета "Kurjer Litewski" в №68 от 1 августа 1812 сообщала, как студенты Ружанской школы боролись с русскими казаками. Узнав о приближении французов, они решили предотвратить вывоз со складов продовольствия, запасы которого отряд казаков численностью в 50 человек, собирался вывезти в Россию. С этой целью студенты смешались с крестьянами, которых казаки пригнали для погрузки мешков с зерном на возы. Молодые люди уговорили крестьян, чтобы те, с наступлением темноты, выпрягли коней и убежали с ними в лес, что крестьяне и сделали.
Утром обозлённые казаки снова пригнали из окрестных деревень местных жителей с подводами. Тогда студенты изготовили из материи французские флаги и верхом на лошадях, окольными тропами, выбрались на тракт (дорогу), откуда казаки ожидали появления французов. Поднимая облако пыли, с флагами на шестах, студенты в количестве 40 человек поскакали в сторону Ружан. Казачий пост, увидев облако пыли и французские знамёна, поднял тревогу. Бросив возы с зерном, казаки в спешке ретировались. Через некоторое время, не обнаружив преследования, они решили вернуться. Однако студенты устроили засаду на том участке дороги, который проходил через болото. Подпустив казаков поближе, они дали залп. Потеряв 2-х человек убитыми, казаки бежали и больше не возвращались.
На той территории, которую ныне занимает Республика Беларусь, на протяжении всей компании 1812 года против русской армии велись партизанские действия. Не только в начале войны, как пишут некоторые авторы.
Так, в ноябре 1812 года командир 2-го резервного корпуса генерал-лейтенант Фёдор Эртель, получив приказ командующего Дунайской армии адмирала Чичагова выдвигаться на Борисов, красноречиво ему ответил: «…когда б я выступил из Мозыря, то не отвечал бы за здешних жителей, коих более надо опасаться, чем войск неприятельских…».
10 ноября 1812г., упоминавшийся выше командир 13-го Егерского полка генерал-майор В.Вяземский, находясь на биваке примерно в 100 км от Несвижа, записал в своём дневнике: «...Жители здешние смотрят уже на нас как на иностранцев и неприятелей, в три месяца они уже забыли, что они подданные России».
Когда французский маршал Удино стремительной контратакой выбил из Борисова русские войска обратно на правый берег Березины, русский адмирал Чичагов записал в своём дневнике: «…мы удержали за собой мостовое укрепление. Спереди я ожидал Наполеона, с тыла опасался нападения Шварценберга. Жители до того были к нам враждебны, что бросались грабить мои экипажи, которые я поставил сзади в лесу, для защиты от выстрелов…».
А вот что писал, находясь на территории Литвы (Беларуси) известный гусар Денис Давыдов: «В сей ночи [3 декабря] полковник князь Кудашёв, проездом к Чичагову, пробыл у меня два часа, взял Мишо и отправился далее с прикрытием одного из моих урядников и двух казаков, из коих один только возвратился, прочие два были убиты поселянами. Это было лучшее доказательство истинного рубежа России с Польшей и намек в умножении осторожности».
Так, что, бояться лесов в Литве (Беларуси) в 1812 году приходилось больше русским чем французам.
АНТИФРАНЦУЗСКИЕ ПАРТИЗАНЫ
На сайте со странным названием «Народное движение Лукашенко 2012», в одной из публикаций, посвящённых некой «отечественной» войне 1812 года, я нашёл такие строки: «О том, насколько угрожающий характер приняло для оккупантов партизанское движение в Беларуси, говорит хотя бы тот факт, что Наполеон незадолго до Бородинского сражения вынужден был выделить из своих главных сил отряд в 10 тысяч солдат и отправить его на подкрепление Витебского гарнизона, изнемогавшего под ударами партизан».
Это ж, сколько должно было быть белорусских партизан, чтобы осаждать Витебск, в котором находился 12-ти тысячный французский гарнизон! Личность командира этих партизан, безусловно, должна быть широко известна как одного из героев той войны. И она действительно известна. Это…. Фердинанд Винценгероде. Открываем «Боевой календарь-ежедневник Отечественной войны 1812 года» и читаем: «7 (19) августа Отдельный кавалерийский (партизанский) отряд генерал-адъютанта барона Винцингероде, совершив рейд по французским тылам, ворвался в Витебск, захватив в плен 800 французов».
Именно после этого события Наполеон и направил подкрепление Витебскому гарнизону. Казачьи разъезды Винценгероде ещё некоторое время крутились в окрестностях города, нападая на французских фуражиров и интендантов. Такие вот оказались на поверку «белорусские» партизаны.
Не было на нашей территории и в помине никаких антифранцузских партизанских отрядов. Например, российский историк А.И. Попов открыто указывает, что представление о возникшей на территории литовско-белорусских губерний «народной партизанской войне» является мифом. Более того, не то что местных партизан, но даже про-российских настроений у жителей той же Витебщины быть не могло. Ну откуда им было взяться, когда в отчёте за 1807-1809 годы Витебский губернатор писал: «Немногие из крестьян питаются чистым хлебом, а все остальные всегда примешивают к нему мякину».
Надо понимать, что в 1812 году термин «партизан» считался сугубо военным, вообще не имея никакого отношения к гражданским лицам. Партизанами называли военнослужащих из состава так называемых «поисковых партий» – то есть отрядов, специально создававшихся командованием русской армии для действий в тылу противника. Сегодня их назвали бы спецназом. Формировались «партии» только из военнослужащих регулярной кавалерии – гусар, улан, драгун и казачьих частей. При этом «поисковые партии» совершали рейды по тылам противника не по усмотрению своего командира, а по приказу высшего командования армии.
Существовали и чисто крестьянские отряды, так называемые «кордоны поселян». Создавались они либо по приказу помещика, либо возникали стихийно для самозащиты от мародёров обеих воюющих армий, но в основном на исконно российских территориях а не на белорусских землях. Но было их совсем немного. А уж в западных губерниях, каких-либо антифранцузских отрядов из числа местных жителей и в помине не было: там работали только профессионалы, теперь бы сказали – армейский спецназ. Автором и организатором партизанской войны являлся главнокомандующий и, одновременно, командующий 1-й Западной русской армией, генерал от инфантерии Михаил Барклай де Толли. Задачей партизан из «поисковых партий» было перерезать тыловые коммуникации противника, и тем самым лишить его войска снабжения.
По приказу Барклая ещё в июле 1812 года, была создана первая «поисковая партия» - особый кавалерийский отряд в составе драгунского и четырёх казачьих полков. А первые партизаны – это командир этого отряда, упоминавшийся выше генерал Фердинанд Винценгероде (позже попадёт в плен к французам) и его подчинённый, флигель-адъютант, полковник Александр Бенкендорф. Именно этот отряд и совершил рейд на Витебск.
ПРИЧИНЫ ПАРТИЗАНСКОЙ ВОЙНЫ ПРОТИВ РУССКОЙ АРМИИ
Так почему же всё-таки наших предков в 1812 году русским приходилось, как писал генерал-лейтенант Фёдор Эртель: «более опасаться, чем войск неприятельских…»? Потому что для них русские были захватчиками, которые ликвидировали наше многонациональное древнее государство — Великое Княжество Литовское (ВКЛ), существовавшее 550 лет. Тогда ещё было живо поколение, которое родилось свободными людьми в независимом государстве, а многие даже успели поучаствовать в национально-освободительном восстании Костюшко 1794 года.
Российская пропаганда к тому времени ещё не успела стереть из памяти жителей Гродненской, Виленской и Минской губерний осознания принадлежности к великой стране, к бывшей Речипосполитой Обоих Народов. И только за Днепром, где срок оккупации был в два раза дольше, некоторое чувство тяготения к России имело место. Например, в IV томе «Отечественная война и Русское общество», есть такие строки: «Могилёвский маршал Маковецкий и Быховский – Кригер, приняли на себя устройство торжественной встречи (маршала Даву). Они силой выгоняли жителей из домов и приказывали им кричать: «виват Наполеон!».
Хотя и на Могилёвщине было немало лиц, симпатизировавших Наполеону, даже среди православного духовенства. После войны Святейший синод РПЦ констатировал, что «две трети духовенства по Могилевской епархии учинили присягу на верность врагу». А архиепископ Витебский и Могилёвский Варлаам повелел всей епархии называть «впредь... в благодарственных молебствиях вместо Александра, французского императора и италийского короля великого Наполеона».
Ну и, наконец, партизанские действия провоцировали сами русские военные, которые с первого дня войны немилосердно грабили наши деревни, местечки и города. Но об этом чуть позже.
Вопреки навязываемому ныне мнению, что будто бы Наполеона у нас поддерживала одна лишь «польская шляхта», факты свидетельствуют об обратном. Например, вот что писал в «Истории Белоруссии» известный экономист, историк и этнограф М.Довнар-Запольский: «…всякий призыв к свободе Польши находил себе сочувственный отклик среди многочисленных белорусских элементов населения [...]. Такими элементами были не только поляки, жившие в нашем крае, не только полонизированные белорусы, но и белорусы национально настроенные и даже не потерявшие связи с православной религией…».
А белорусский историк Анатолий Тарас в одном из интервью сказал: «Тогдашнее население белорусских земель воспринимало это следующим образом: шляхта мечтала восстановить с помощью Наполеона ВКЛ (и он действительно, попытался это сделать), крестьяне надеялись, что с приходом французов будет отменено крепостное право, священнослужители униатской и католической церквей рассчитывали восстановить ведущее положение в обществе (а это 77% населения против 6,5% православных), мещане и купечество надеялись на углубление буржуазных порядков. То есть все слои населения были за Наполеона. Кто открыто, с энтузиазмом, как шляхта, кто подспудно, как крестьяне».
В одном из недавних номеров газеты «Совершенно секретно», написано: «В Западных губерниях обыватели доброжелательно приняли приход наполеоновской армии. Польские, литовские и белорусские крестьяне весьма неохотно привечали русских солдат. А уж шляхта […] и вовсе открыто поддержала Наполеона…».
У ряда Российских авторов зачастую проявляется и такая крайность как попытка показать события 1812 г. на белорусских землях как чисто литовское явление. Они умышленно искажают представление о западных и северо-западных белорусских землях как якобы этнически литовских и используют термин «Литва» в качестве этнонима, а не политонима, что ведёт к неверной этнической окраске административно-управленческих структур той поры, воинских формирований, да и самого населения тоже. Непосвящённому читателю, особенно российскому, трудно в этом разобраться.
В публикациях ряда авторов зачастую можно прочитать «литовские войска» (вместо войска Великого Княжества Литовского), литовские крестьяне (вместо литвины или белорусы). А это, согласитесь, не одно и то же. Делается это из пропагандистских и геополитических соображений, чтобы представить белорусов историческими друзьями России, ну а литовцев и поляков – заклятыми врагами.
ГРАБИЛА ЛИ РУССКАЯ АРМИЯ?
«Польские, литовские и белорусские крестьяне весьма неохотно привечали русских солдат», как пишет газета «Совершенно секретно», в том числе и потому, что те немилосердно крестьян грабили. Главнокомандующий русской армией Барклай де Толли прекрасно понимал, что если грабежи и мародёрство не пресечь сразу, ещё в Литве (Беларуси), то войска не уймутся и на исконно русских территориях. Поэтому уже на 10-й день войны он отдал приказ по армии: «Корпусным начальникам для предупреждения грабежа ставить во дворах и селениях наряды…». Однако мера эта не помогла, грабежи не прекратились. 15 июля Барклай снова издал приказ: «Если за чем кто-либо отлучится от своей команды, будет найден без вида от начальства, предан будет суду по уголовному уложению. Начальник, коему он принадлежит, строгому подвергнется ответствию».
22 июля Барклай записал: «Не одне обозы, но и самыя войска наши делали ужасныя опустошения и грабежи». Начав грабить на бывшей территории ВКЛ, армия продолжила бесчинства и в российских губерниях. Полковник Карпов вспоминал, что перед сражением под Смоленском, Барклай де Толли приказал публично, перед строем, расстрелять семерых грабителей.
По свидетельству начальника штаба 1-й армии Ермолова, когда русские войска вошли в город Поречье: «В опустелых домах рассеянные солдаты производили грабежи и разбой. Я сам выгонял их, и скажу к сожалению – даже из церкви. Никого не встретил я из ближайших начальников их, которые должны были заметить их отлучку. В равнодушии сём надо искать причину чрезвычайного уменьшения людей во фронте».
Не прекратились безобразия и накануне Бородинского сражения. Русская армия грабила своих крестьян. Последние в долгу тоже не оставались: участились случаи нападений на помещичьи усадьбы. В самый разгар войны крестьянские бунты охватили Московскую, Смоленскую и даже отдалённые Вологодскую, Пермскую, Тамбовскую, Саратовскую и Оренбургскую губернии.
Иногда случалось, что русские и французские мародёры сбивались в одну шайку, и грабили мирное население сообща. Эдакий криминальный «интернационал». Вот цитата из очередного приказа Барклая: «Пойманных крестьянами мародёров разных полков, 24 человека, и захваченных нашими разъездами нижних чинов 18 человек, которые вместе с французскими мародёрами в селениях грабили жителей, предписывается прогнать шпицрутенами: первых 24-х сквозь 1000 человек по одному разу; вторых по 2 раза сквозь 1000». Как видим, в последнем случае наказание было более строгим.
Нужно отдать должное, Барклай де Толли активно боролся с явлениями разложения в русской армии. Он неоднократно издавал грозные приказы и распоряжения: «От всех сих беспорядков естественно происходят мародёрства и отлучки с фронта (дезертирства с передовой), на марше господа офицеры находятся редко при своих местах, и с большим удивлением замечено, сколь равнодушно смотрят начальники, что в виду их таскаются по сторонам мародёры и сворачивают в стороны по деревням».
Некоторые офицеры тоже промышляли грабежами. «Елецкого пехотного полка подпорутчик Колчинский и провиантскаго штата 14-го класса Новиков, пойманные и уличённые в грабеже, разжаловываются в рядовыя до выслуги» [...] «Юхновскаго ополчения прапорщик Ладнинский, за отлучку от своей команды и приведённый в главную квартиру вместе с мародёрами, разжаловывается в рядовыя на месяц».
В конце концов, бесчинства русских военных достигли таких масштабов, что возмущённый поведением солдат и офицеров своей армии император Александр I издал грозный указ, в котором были такие слова: «Россия – мать ваша, что ж может быть преступнее, как, видя её расхищаемую врагами, не только не защищать её, но ещё вместе с ними грабить и собственными руками раздирать утробу своей матери...»? К указу прилагался текст особой присяги, и приписка: «Говорить громко, в присутствии облачённого в ризу священника». Каждый солдат русской армии обязан был присягнуть: «Не отлучаться от команды никуда своевольно. Не укрываться и не бродить по сторонам. Не грабить и не отнимать ни у кого насильно…».
ДЕЗЕРТИРСТВО ИЗ РУССКОЙ АРМИИ И ОПОЛЧЕНИЯ
Перед Бородинским сражением в армию прибыло Московское ополчение. Кутузов, сменивший к тому времени на посту главнокомандующего Барклая де Толли, поставил ополченцев цепью сзади армии. Как вспоминал поручик Андреев: «...чтобы здоровые люди не выносили раненных, а убирали бы ополченцы». Далее он писал: «сделано славно, но безбожники (из числа ополченцев) грабили раненных, я сам видел, везя патроны в полк, и трём саблею от меня досталось по спинам плашмя».
Ополчение 1812 года, это ещё одна мифологизированная тема. Люди шли туда, мягко говоря, без охоты, сбегая и прячась по лесам при первой же возможности, опасаясь, что их, вопреки обещанию, затем зачислят на 25 лет в регулярную армию – как это собственно и случилось с ополченцами 1807 года. Некоторые исследователи утверждают, что дезертировало до 70 % граждан, призванных в народное ополчение!
Почему русским солдатам было запрещено выносить своих раненных товарищей с поля битвы? Потому, что многие пользовались этим как удобной возможностью дезертировать. Вот пример: под Бородином был ранен подпоручик Михаил Муравьёв. Его брат вспоминал: «Он имел ещё довольно силы, чтобы приподняться и просить стоявшего подле него генерала Бенигсена, чтобы его вынесли с поля сражения...». Бенигсен распорядился вынести раненного, что было поручено четверым солдатам, которые отнесли его подальше и опять положили на землю. Брат, видя это, дал им червонец, и попросил не оставлять несчастного. Но трое, взяв деньги, ушли, бросив также и свои ружья. Четвёртый, отыскав телегу без лошади, положил в неё раненного подпоручика, оттащил телегу на дорогу и там её оставил, вместе со своим ружьём. Итог: вынос одного раненного обошёлся армии потерей (дезертирством) 4-х солдат.
Чтобы возвращать в бой дезертиров, под Бородином Кутузову пришлось выделить в качестве своеобразного «заградотряда», целый драгунский полк.
Давайте зададимся вопросом, отчего из 237 тысяч человек, встретивших войну на западной границе (плюс постоянно прибывавшие резервы), до Бородино дошли лишь 120 тысяч русских солдат и офицеров? Куда же делись более 100 тысяч бойцов? Какое то количество, безусловно, погибло в сражениях, скончалось от ран и болезней. А остальные попросту дезертировали.
Наши предки, которые были насильно загнаны в чужую русскую армию на 25 лет, в 1812 году массово из неё убегали. Вот что писал генерал Тучков (3-й): «При начале отступления армии от границ наших, сперва все поляки, потом литовцы, а наконец и белорусцы, в ночные переходы полков, отставая от оных, возвращались в домы свои. И можно наверное положить, что с начала отступления от границ наших до Смоленска, армия потеряла таким образом из фронта более 10.000 человек». Хотя цифра эта, скорее всего, занижена, но всё равно впечатляет. Ведь «более 10.000 человек» – это больше дивизии.
В 1812 году дезертировали даже из императорской гвардии. Так, командир 9-й роты Семёновского полка Павел Пущин, записал в своём дневнике: «…Наш корпус выступил в 4/2 часа утра. При выступлении мой фельдфебель доложил мне, что три солдата поляка дезертировали…». Подобных записей в дневнике несколько, и это только случаи дезертирства из одной роты.
Здесь наверно стоит напомнить, что под «поляками» в то время подразумевали не только собственно поляков, но и литвинов (белорусов) католиков, и литвинов (белорусов) униатов, а под словом «белорусцы» - главным образом православных жителей недавно созданной Белорусской губернии (восточная часть Витебщины и Могилёвшина).
КОЛЛАБОРЦИОНИЗМ
В 1812 году во французской армии были на службе русские солдаты перебежчики. Масштабы этого явления изучены мало, но случаи такие безусловно были. Например, во время одного боя в плен к русским попала группа французских солдат, среди которых оказались Иван Прохоров и Иван Фёдоров. Проведённым следствием было установлено, что оба попали в плен к французам ещё во время компании 1806 года в Европе, а затем добровольно вступили в ряды Наполеоновской армии. Иван Фёдоров в рядах французского полка участвовал в 2-х сражениях: под Смоленском и Можайском. Военный суд 5-го корпуса приговорил обоих к 50 ударам кнутом и ссылке на каторжные работы.
ЗВЕРСТВА РУССКИХ КРЕСТЬЯН
Российские историки, с придыханием говоря о «народной войне», стараются не афишировать, что порой русские крестьяне подвергали пленных французских солдат изуверским пыткам и истязаниям. Причём зверства эти творились вовсе не обязательно в ответ на бесчинства французов. Пленных живьём варили в кипятке, живыми закапывали в землю, обмотав тела соломой живьём сжигали, насаживали на кол, закалывали вилами, рубили на куски топорами, топили. Раненых солдат противника русские крестьяне в лучшем случае сразу добивали.
Вот что вспоминал непосредственный участник тех событий, крестьянин А.К.Кузьмин: «Нахватаем их человек десяток и поведём в этот лесок. Там раздадим им лопатки да и скажем: ну, мусьё! Ройте себе могилки! Чуть кто выроет, то и свистнешь его дубинкой в голову…» (Отечественная война 1812 года глазами современников. М., 2012, с. 98). Видимо речь идёт о тех оголодавших французах, которые приходили в деревни в поисках куска хлеба. Крестьянам даже в голову не приходило, что пленных надо передавать военному командованию. Но кому сегодня нужна такая правда о «народной войне»?
А вот партизаны-армейцы из «поисковых партий» вели себя в основном пристойно, за исключением, пожалуй, лишь одного Фигнера. Этот известный в России «герой войны 1812 года», из-за своих беспрецедентно жестоких расправ над безоружными пленными имел у сослуживцев репутацию «безумного чудовища» и «садиста».
ОТНОШЕНИЕ ФРАНЦУЗОВ К МЕСТНОМУ НАСЕЛЕНИЮ
Все мы знаем, что фуражиры и интенданты Великой армии вели себя не всегда корректно по отношению к местным жителям. Но есть и масса других примеров, которые сознательно замалчиваются. Вот что вспоминал «Богадельник Набилкинского заведения» П.Ф. Герасимов: «На другой день пришли к нам французы. Мы так и обмерли, да они нас стали успокаивать – детей приласкали, а с матерью… всё «мадам» да «мадам»… И точно, выдали они нам денег за целый месяц вперёд, уж сколько – не помню, и муку мы от них получили, а иной раз и печёные хлеба».
Одна московская монахиня, издали увидев французов, бросилась в реку топиться – так её спас французский кавалерист, тут же нырнувший в воду (Рассказы о двенадцатом годе, собранные Т. Толычевой. М., 1912, с. 102). Подобных историй – десятки.
Современники в своих воспоминаниях часто выделяли французов от «новобранцев». Так, в частности, именовала одна крепостная крестьянка нефранцузские иноземные элементы в наполеоновской армии, — элементы, в среде которых ранее других упала дисциплина: «Французы настоящие добрые, ведь у них по мундиру и по разговору узнаешь, редко кого обидят; зато уж эти новобранцы всякие у них, да немчура, никуда не годилась. И не нужно им, да они грабят, да крещеный народ обижают» («Рассказ о двенадцатом годе крепостной А. Н. Соймонова». «Р. Арх.», 1871).
Ещё в начале своего правления Наполеон, тогда ещё 1-й консул, в качестве жеста доброй воли отпустил из Франции несколько тысяч русских пленных солдат и офицеров, которые принимали участие в Италийских и Швейцарских походах Суворова. Бонапарт был настолько великодушен, что не только заново их обмундировал за счёт французской казны, но и снабдил всех деньгами для покрытия всех расходов на обратную дорогу в Россию.
Впрочем, я далёк от того, чтобы идеализировать Наполеоновскую армию. Во время отступления дисциплина стала падать и во французских частях, участились случаи грабежей местных жителей. Хотя, даже и тогда, по воспоминаниям современников, в основном грабили баварцы, пруссаки, рейнские немцы, хорваты (из итальянского корпуса вице-короля Евгения Богарнэ). Французские и польские части, а особенно императорская гвардия, в грабежах (на территории ВКЛ) практически не были замечены (за редкими исключениями).
В 1820-х годах во Франции были опубликованы воспоминания генерала Филиппа-Поля де Сегюра, личного адъютанта Бонапарта. В 6-й главе своих мемуаров де Сегюр рассказывает об отступлении из Москвы. В том числе – и о жуткой сцене, открывшейся взору Наполеона после того, как он миновал Можайск: «…Императорская колонна приближалась к Гжатску; она была изумлена, встретив на своём пути только что убитых русских. Замечательно то, что у каждого из них была совершенно одинаково разбита голова и что окровавленный мозг был разбрызган тут же. [...] Кругом императора никто не обнаруживал своих чувств. Коленкур вышел из себя и воскликнул: «Что за бесчеловечная жестокость! Так вот та цивилизация, которую мы несли в Россию! Какое впечатление произведёт на неприятеля это варварство? Разве мы не оставляем ему своих раненых и множество пленников? Разве не на ком будет ему жестоко мстить...?».
Кто совершил это преступление – неизвестно. Первыми Москву покинули итальянские, испанские, польские и некоторые французские части. Они проходили через Гжатск ранее императорской колонны.
Недавно мне на глаза попалась статья одного российского историка, который бездоказательно обвиняет в этом….. ну конечно же, поляков. По его мнению, цивилизованные Европейцы (итальянцы, испанцы, французы) не могли совершить это преступление. Следовательно, делает вывод этот «историк», его совершили поляки. Такие рассуждения у здравомыслящего человека могут вызвать только улыбку. Полонофобия – плохой помощник в поиске истины.
Кстати, о поляках: когда наполеоновские войска вошли в Москву, то поляки из 5-го корпуса Понятовского ворвались в Кремль и забрали все трофеи, взятые Мининым и Пожарским у поляков и литвинов (белорусов) за 200 лет до того, в 1612 году. Это были главные ценности, которые польские войска увезли из поверженной Москвы.
ТРАГЕДИЯ БЕЖЕНЦЕВ
В обозах отступавшей из Москвы «Великой армии» были тысячи гражданских лиц, в том числе женщины и дети. И без того скудные припасы продовольствия, армии приходилось делить с этими несчастными. Откуда взялись и кем были эти гражданские люди? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к мемуарной литературе: «Среди этой толпы находились многие французы с семьями, изгнанные из Москвы…», пишет Христофор-Людвиг фон Иелин, обер-лейтенант вюртембергского полка.
Другие очевидцы событий войны 1812 года пишут, что кроме французов, из центральной России вместе с «Великой армией» бежало большое количество иностранцев – немцев, поляков, итальянцев, голландцев. В России, в начале XIX века, жило и работало много приезжих из-за границы. Это были гувернёры, артисты театров, учителя, лекари, торговцы. Все они, опасаясь черни, бежали вместе с отступавшей французской армией. Ведь для крестьян все, кто говорил не по-русски, были «басурманами», врагами. И, надо сказать, опасения эти были не беспочвенны. В книге «Москва при французах», Ю.Готье, описывая тот хаос, который начался в городе после ухода из него французских войск, пишет: «На Петровке какой-то священник с обнаженной саблей в руках призывал чернь грабить дома иностранцев».
Страшная трагедия разыгралась во время переправы через Березину. Много гражданских лиц, которые не утонули или не погибли от сабель и шальных пуль, попали в плен к русским, в том числе 600 женщин с детьми. Их отделили от мужчин, отвели в Борисов, заперли там в сарае и …. «забыли». Несколько дней несчастные узники провели в не отапливаемом помещении при сильном морозе, без еды и питья. Когда о женщинах и детях вспомнили - в живых осталось только 8 человек. Фактически – это тяжкое преступление, за которое никто не понёс наказания. Зачастую захваченных женщин казаки подвергали «всяческим насилиям». Трагичны и судьбы детей, потерявших при переправе родителей. Некоторые из них были проданы казаками жителям окрестных сёл. Известен случай, когда казак продал девочку за полтора рубля.
КАЗАКИ – РАЗБОЙНИКИ
Русские казаки, как и крестьяне, тоже особо не церемонились с пленными. А уж по части грабежей и мародёрства, казакам на той войне и вовсе не было равных. Этого постыдного занятия не гнушался даже знаменитый казачий генерал Иловайский, присвоивший отбитый у французов транспорт с церковными ценностями, отправив их к себе на Дон. Любопытно, что мародёрствовали казаки не только в белорусских, но и в русских деревнях, многочисленными обозами перегоняя награбленное в донские станицы. Процветало среди казаков и такое постыдное занятие как работорговля. Пленных французов они продавали русским помещикам, которых те охотно покупали в качестве бесплатных гувернёров или работников.
Заинтересовавшись темой войны 1812 года, я обратил внимание на одну любопытную деталь. Согласно некоторым источникам, списочная численность иррегулярных казачьих войск достигала в 1812 году 110 тыс. лёгкой кавалерии, но в боевых действиях принимали участие не более 20-25 тыс. Что-то тут не так. В то время, когда русская армия несла большие потери в живой силе, казачьи резервы почему-то не использовались. Ответ, как мне кажется, я нашёл в записках генералов А.Бенкендорфа и Ермолова.
Будущий шеф жандармов А.Бенкендорф писал, что казачий лагерь обычно «походил на воровской притон». А генерал Ермолов, в будущем «покоритель Кавказа», с горечью говорил, что "атаман Платов перестал служить, войска его предались распутствам и грабежам, рассеялись сонмищами, шайками разбойников, и опустошили землю от Смоленска до Москвы".
Ещё Ермолов писал, что во время двух решающих сражений, Шевардинского и Бородинского, «знаменитый» атаман Платов был…. мертвецки пьян! Шокированный Кутузов сказал тогда Ермолову, что «в первый раз видит полного генерала без чувств пьяного». Это дорого обошлось русской армии: поскольку атаман Матвей Платов в день генерального сражения был до беспамятства пьян, гусары, как рапортовал Кутузов царю, понесли огромные потери и не могли «что-либо предпринять, потому что казаки… так сказать, не действовали». Уж не из-за казаков ли была проиграна русскими битва под Бородином? Но обо всех этих постыдных фактах глухо молчат российские историки....
Даже создатель приукрашенного официоза о войне 1812г., А.И. Михайловский-Данилевский, в своё время был вынужден записать: «… меня уверяли достоверные люди, что Платов посылал на свой счёт грабить деревни и сёла, и отправлял на Дон несколько обозов с похищенными таким образом вещами». Как пишет историк, автор книги «Фарс длиною в двести лет» Е.Понасенков: «У меня даже возникает версия, что знаменитый «московский клад» Наполеона (ценности, вывезенные французами из Москвы) надо искать на Дону…».
Отдельный иррегулярный казачий корпус генерала от кавалерии Матвея Ивановича Платова, появился в 1-й Западной армии Барклая де Толли в мае 1812 года. Вместе с казачьими полками других армий, Платовский корпус составлял особый резерв русских войск. Донские казачьи бригады были усилены несколькими – также казачьими – башкирскими, калмыцкими и татарскими конными полками. Поначалу в корпус Платова по штату входили семь Донских казачьих полков: атаманский генерал-майоров Денисова 7-го и Иловайского 5-го, п.полковников Власова 3-го, Грекова 18-го, Мельникова 3-го и Харитонова 7-го, а также Перекопский и Симферопольский конно-татарские, Ставропольский калмыцкий и 1-й Башкирский полки и 2-я Донская конно-артиллерийская рота.
О том, как обращались казаки с пленными, вспоминал офицер французской армии, хирург Франсуа Мерсье: «Нас, пленных, было около трех тысяч, когда мы покидали Вильно; в том числе насчитывалось до 150 офицеров, вместе с которыми мне и пришлось идти, шагая в задних рядах нашей партии. По меньшей мере половина всех этих пленных еще не вполне оправились от изнуряющей лихорадки, и не успели мы пройти еще и одной мили, как многие из нашей партии начали падать от переутомления и усталости. Но к ним тотчас подскакивали казаки и, осыпая ужасной руганью, заставляли их снова подниматься на ноги и продолжать путь под ударами палки». [...].
«Тела умерших и их одежду (казаки) сжигали совместно, но при этом иногда случалось, что в огонь бросали людей, еще не испустивших последнего дыхания. Оживая на мгновение от неимоверной боли, эти несчастные, заживо сжигаемые, оканчивали свою агонию в невероятных криках. Когда нам впервые пришлось присутствовать при подобном зрелище, из наших грудей невольно вырвался крик ужаса. Но наш конвой тотчас же заставил нас тронуться далее в путь, подгоняя усиленными ударами тех, кто чересчур оживленно выказывал жестами свое негодование».
КАК РУССКИЕ КРЕСТЬЯНЕ И КАЗАКИ МОСКВУ РАЗОРЯЛИ
В труде "Москва при французах", приват-доцент Ю.В.Готье писал, что оставление Москвы французами на некоторое время погрузило город в полную анархию. Части генерала Мортье выступили из Москвы 11 октября вечером. «Ночь после выступления Мортье была самой ужасной из пережитых нами, — писал один москвич. — Вместо радости от ухода врагов мы чувствовали только страх [...]. На рассвете мы услыхали крики вошедших в Москву крестьян, вооруженных ружьями, награбленными в Москве или отнятыми у французов. Эти разбойники бросились прежде всего к казначейству и разграбили оставшуюся там медную монету. К ним быстро присоединилась и московская чернь…».
В это же время вступил в Москву первый русский отряд под командой генерала Иловайского, состоявший преимущественно из казаков, которые присоединились к грабителям. О разграблении русскими Москвы после ухода французов говорят многие современники. Это была «une haine feroce centre la noblesse», как выразился внук Ростопчина, гр. Сегюр («Vie», 259). «Разорили Москву, — писал полковник Толь 29 ноября 1812 г., — не столько французы, как приехавшие подмосковные крестьяне и дворовые люди» (Р. Ст.», 1873, XII, 992).
«Подмосковные крестьяне, — свидетельствует А. А. Шаховской, после ухода французов, — полагаясь на суматоху нашего вступления, приехали на возах, чтобы захватить награбленное» («Р. Ст.», 1889, X, 47). «Целым обозом мужики приезжали в Москву обирать», рассказывает И. М. Снегирев (см. также в воспоминаниях Изарна, «Р. Арх.», 1868, 1434). Не отставали от крестьян и казаки. Приставленные для охраны Воспитательного Дома, по словам Тутолмина, они «ограбили служителей и больных» («Бумаги Отеч. войны», Щукина, V, 160). Относительно казаков есть упоминание и в письме Ростопчина к Вязьмитинову от 10 октября 1812г. («Р. Арх.», 1909, I, 4).
Порядок в городе, ценой неимоверных усилий, удалось навести лишь генералу А. X. Бенкендорфу и регулярной кавалерии, находившейся под его командованием. Назначенный комендантом оставленной французами Москвы, он писал графу Воронцову 14 октября 1812г.: «Мы вступили сюда вечером 11-го числа. Город был отдан на расхищение крестьянам, которых стеклось великое множество, и все пьяные; казаки и их старшины довершали разгром […]. Люди убивали друг друга на улицах, поджигали дома. Наконец всё утихло, и огонь потушен…». Признаюсь, строки эти меня поразили. Пьяные крестьяне и казаки разграбили собственную, только что освобождённую от врага, древнюю столицу.
О ПЬЯНСТВЕ
Не буду подробно писать о пьянстве в русской армии. Приведу только один красноречивый пример. Генерал Ермолов вспоминал: «До одиннадцати часов утра дрались мы с умеренною потерею, но по дороге нашедши разбросанные бочки с вином, которые идущие при армии маркитанты (французские) оставляли для облегчения своих повозок, невозможно было удержать людей…. Неприятель, приметив замешательство, нападал решительнее, в защиту пьяных надлежало употреблять артиллерию, и движения сделались медленнее…».
ДЕЗЕРТИРСТВО ПОБЕДИТЕЛЕЙ
По самым скромным подсчётам, около 40 тыс. (!) русских солдат, вступив на французскую землю в 1814 г., разбежались по деревням «безбожников», где устроились на работу к фермерам, а кое-кто даже вступил в брак с их дочерьми. Когда в 1815 году царь Александр направил официальную просьбу королю Людовику XVIII помочь вернуть дезертиров на родину (а им гарантировалась безнаказанность), почти никто добровольно не согласился (ист. Е.Понасенков).
БЫЛА ЛИ ЭТА ВОЙНА «ОТЕЧЕСТВЕННОЙ» ДЛЯ БЕЛОРУСОВ?
А тем временем газета «Новые известия» сообщает, что «Группа белорусских историков обратилась в Министерство образования страны и Национальную академию наук с требованием изменить освещение войны 1812 года в учебниках истории. [...]. Авторы обращения настаивают на единстве русского и белорусского народов и на праве белорусов считать эту войну Отечественной, а победу – своей. Письмо в Министерство образования и Национальную академию наук было составлено по итогам состоявшейся в Бресте конференции «Отечественные войны Святой Руси». Организованной, кстати говоря, интернет-порталом «Западная Русь», рупором реакционной националистической анти-белорусской идеологии западнорусизма, отрицающей всё белорусское.
Пытаясь хоть как-то обосновать, почему война 1812 года якобы «отечественная» и для белорусов тоже, господа «западнорусы» часто приводят такой «довод»: дескать, в рядах русской армии воевало больше белорусов, чем в сформированных Наполеоном полках ВКЛ. Но при этом они умышленно замалчивают тот факт, что подневольных крестьян загоняли в русскую армию в течение нескольких предвоенных лет силой. Мало кто возвращался домой живым после 25 лет, поэтому от службы уклонялись всеми правдами и неправдами. Помещики тоже хитрили и часто отправляли в рекруты тех крепостных, от которых они и сами хотели бы избавиться – пьяниц, лентяев и больных. Ну а те, кого загнали, массово из армии дезертировали, как я уже писал об этом выше.
В армию ВКЛ, созданную французами, люди в основном вступали добровольно. Там и срок службы был короче - всего шесть лет, и довольствие получше. К тому же, как пишет историк А.Тарас, было объявлено, что отслужившие воинскую службу крестьяне получат вольную и земельный надел. Поэтому крестьяне, вопреки сказкам российской пропаганды, шли в полки ВКЛ очень охотно, желающих было больше, чем требовалось. Ещё и дополнительные полки начали формировать, а часть белорусов и поляков зачислили в состав французских 129-го линейного и 2-го Иллирийского полков.
Кроме того, когда говорят о том, что эта война была «отечественной» и для белорусов тоже, то тем самым как бы подразумевается наличие общего с Россией отечества. Но дело то в том, что беларусы никогда до того не жили с русскими в одном государстве. Ну, разве что, кроме насильственного пребывания Полоцкого княжества в составе Киевской Руси в течение 70 лет (тысячу лет назад). Но даже тогда земель будущей Московии (России) в составе Киевской Руси не было. Земли будущей Московии и земли Полоцкого государства были в составе Киевской Руси в разное время.
И потом, как война 1812 года могла быть «отечественной» для беларусов, если незадолго перед этим их древнее государство (ВКЛ), существовавшее 550 лет, было Россией оккупировано и уничтожено, а Наполеон его возродил. Какое может быть общее отечество с оккупантами? Странная какая то «логика» у «белорусских историков», а вернее – полное её отсутствие. По моему мнению, эти «историки» должны прежде определиться сами, что для них является Родиной и Отечеством. Если они считают своей «Родиной» и «Отечеством» СССР и Россию, то их национальное сознание витает где-то вне границ РБ, витает у соседей. А это значит, что они не считают Беларусь ни Отечеством, ни Родиной. Создаётся впечатление, что «белорусские историки», это иностранцы, а не сыны белорусского народа.
Всё это показывает, что сегодня белорусское общество расколото. Существуют две параллельные Беларуси, у которых совершенно разная история и идеалы, которые говорят на разных языках, имеют разные символы. Одна Беларусь ведёт отсчёт своей государственности со времён Полоцкого княжества, она обладает национальными ориентирами и желает вернуться в семью Европейских народов. Другая Беларусь ведёт отсчёт своей государственности с 1917 года, пребывает в фантастическом мире Российских имперских мифов (в том числе и о войне 1812 года), и мечтает войти в состав России на правах Западнорусской губернии. Сторонники этой «Белоруссии» никак не могут понять, что их Империя почила в бозе и возврата к ней нет и не будет. Этот поезд ушёл вместе с перроном в начале 90-х годов ХХ века. Триколор и серпасто-молоткастый флаги в Беларуси спущены навсегда. Впрочем, это уже совсем другая история.
Источники:
Кроме указанных непосредственно в тексте источников, так же были использованы:
1. Поликарпов Н.П. «Боевой календарь-ежедневник Отечественной войны 1812 года».
2. «Под расстрел за 2 копейки», Вести сегодня, №118 (3903) от.16.08.2012.
3. Интернет-сайт Борисовского благочиния (БПЦ).
4. «Белые пятна войны 1812 года», газета «Сов. Секретно».
5. Евгений Понасенков "Фарс длиною в двести лет".
6. И. Руа. Французы в России. Воспоминания хирурга французской армии Франсуа Мерсье о кампании 1812 г. и о двух годах плена в России. СПб, 1912.
7. Различные Интернет-ресурсы.
 |
| Опиц Георг-Эммануэль "Бесчинства казаков" |
Мифов много и они разные. Например, один известный историк на страницах журнала «Огонёк» написал, что Кутузов в 1812 году не использовал заградительные отряды, что русские солдаты якобы не перебегали на сторону противника и не дезертировали с поля битвы.
Ну а самый, пожалуй, распространённый миф повествует о том, что будто бы мародёрством и грабежами занимались исключительно французы. Особенно постарался в этом плане телеканал РТР, где всё лето известные актёры рассказывали зрителям о благородстве русских солдат и офицеров, и о бесчинствах французов. Создаётся впечатление, что русская армия образца 1812 года представляла собой некую идеальную военную организацию, в которой не было места ни предательству, ни мародёрству, ни дезертирству, ни грабежам или иным подлым поступкам. Но так ли это на самом деле?
Конечно, большинство солдат и офицеров честно выполняли свой нелёгкий воинский долг. Но война есть война, всякое случалось, и эти её тёмные стороны тоже нужно знать а не скрывать. Факты говорят о том, что мирное население грабили обе воюющие стороны. И русские преуспели в этом ничуть не меньше французов. Особенно на территории бывшего Великого Княжества Литовского (ВКЛ), не так давно перед этим оккупированного и присоединённого к России. Местных жителей царские чиновники считали потенциальными «изменниками» и «ненадёжными» гражданами. Накануне войны оттуда даже депортировали во внутренние губернии империи некоторых «сумнительных шляхтичей».
Враждебно относились к местному польско-белорусскому населению и русские военные. Шеф 13-го егерского полка генерал-майор В.Вяземский, находясь летом 1812г. на территории Кобринского повета, записал в своем дневнике: «Снабжаем себя посредством чрезвычайной фуражировки – то есть без всяких раскладок, а что кто где нашёл, то и берёт. Сверх того выгоняли мужиков жать, молотить и молоть, и таким образом армия снабдила себя на 10 дней. Водкою и мясом продоволствованы войски также контрибуционно, лошадей продоволствовали также чрезвычайною фуражировкою […]. Земля стонет. Зимою будут люди мереть с голоду [...]. Поляка ни одного к нам приверженного, но многие напротив. Всё оставляет свои домы, всё бежит».
В одном послевоенном докладе, адресованном Минскому губернатору, написано: «Проходя около Девошицкого староства Борисовского повета в немалом количестве, российская армия, а потом корпус г-на генерала от кавалерии Кологривова, все остатки хлеба и скота частью под квитанции, а большей без оных позабирали, и лошадей, сколько кто мог из последков достать позагоняли и, таким образом, крестьяне лишились всех способов к поддержанию себя».
Генерал Радожицкий вспоминал: «Команды, посылаемые из лагерей за дровами и соломою, по ненависти к полякам, которых почитали изменниками, тащили из пустых фольварков и деревень всё, что попадалось им в руки. В биваках являлись стулья, столы, перины, одеяла, занавесы, посуда и всякая живность». Обратите внимание на фразу «из пустых фольварков и деревень». Дело в том, что грабежи и прочие насилия, совершаемые русской армией с первых же дней войны, вынуждали местных жителей прятаться в лесах, а зачастую и создавать для самозащиты партизанские отряды (в современном значении этого слова).
ПАРТИЗАНСКАЯ ВОЙНА ПРОТИВ РУССКОЙ АРМИИ
Главнокомандующий 3-й русской армией генерал от кавалерии А.Тормасов, в июле 1812 года докладывал царю: «Все жители взбунтовались против нас, вооружились вилами и косами, укрылись в лесах, убегали от войск наших, нападали на малые партии и курьеров». То есть с первых дней компании 1812 года на территории бывшей ВКЛ против русской армии развернулась партизанская война.
Факт партизанской войны против русских войск сегодня начинают понемногу признавать и российские историки. Правда, с оговоркой, что партизанили якобы исключительно поляки. Так, историк Юрий Бондаренко в одном из номеров газеты АИФ пишет: «Когда Русская армия в начале войны отступала от границ империи через белорусские земли, населённые в значительной степени поляками, она сталкивалась с проявлениями партизанской борьбы, наши конвои не раз были атакованы».
Да и как тут не признаешь, когда в воспоминаниях, дневниках и документах того времени, масса примеров. Вот лишь некоторые:
15 (27) июня унтер-офицер Тенгинского пехотного полка Василий Прокофьев, при помощи казаков реквизировал (отобрал) у местных крестьян из деревни Бейшаголы лошадей и подводы, на которые были погружены «полковые тяжести». Крестьяне, узнав о приближении авангарда французов, организовались в отряд численностью 20 человек, догнали и напали на русский конвой. Сбросив имущество полка на дорогу, они забрали свои подводы и лошадей.
28 (10) июля под местечком Голубичи вооруженные крестьяне напали на большой войсковой транспорт 1-й Западной армии Барклая де Толли, захватив все повозки с вещами Каргопольского, Рыльского и Московского драгунских полков.
9 (21) июля мужики деревни Томчино атаковали команду Белостокского внутреннего гарнизонного батальона, сопровождавшую транспорт с хирургическими инструментами, и захватили пятерых русских унтер-офицеров, шестерых рядовых и прапорщика.
10 (22) июля из деревни Гончаровки Дрисского уезда в Полоцк под охраной семи унтер-офицеров и 18 рядовых, под началом поручика Гнилокишкова вышел транспорт 40-го егерского полка – 30 подвод с сухарями и крупой. В 12 часов дня возле деревни Кацеле, что в 18 вёрстах от Полоцка, транспорт был атакован и захвачен вооружёнными крестьянами, которые убили и взяли в плен двух русских унтер-офицеров и пятерых солдат.
12 (24) июля вооружённые крестьяне напали на воинский транспорт, следовавший из Себежа в Витебск, захватив при этом всех лошадей.
Подобных примеров в документах той поры и в мемуарной литературе, множество. Против русских воевала и наша молодёжь. Газета "Kurjer Litewski" в №68 от 1 августа 1812 сообщала, как студенты Ружанской школы боролись с русскими казаками. Узнав о приближении французов, они решили предотвратить вывоз со складов продовольствия, запасы которого отряд казаков численностью в 50 человек, собирался вывезти в Россию. С этой целью студенты смешались с крестьянами, которых казаки пригнали для погрузки мешков с зерном на возы. Молодые люди уговорили крестьян, чтобы те, с наступлением темноты, выпрягли коней и убежали с ними в лес, что крестьяне и сделали.
Утром обозлённые казаки снова пригнали из окрестных деревень местных жителей с подводами. Тогда студенты изготовили из материи французские флаги и верхом на лошадях, окольными тропами, выбрались на тракт (дорогу), откуда казаки ожидали появления французов. Поднимая облако пыли, с флагами на шестах, студенты в количестве 40 человек поскакали в сторону Ружан. Казачий пост, увидев облако пыли и французские знамёна, поднял тревогу. Бросив возы с зерном, казаки в спешке ретировались. Через некоторое время, не обнаружив преследования, они решили вернуться. Однако студенты устроили засаду на том участке дороги, который проходил через болото. Подпустив казаков поближе, они дали залп. Потеряв 2-х человек убитыми, казаки бежали и больше не возвращались.
На той территории, которую ныне занимает Республика Беларусь, на протяжении всей компании 1812 года против русской армии велись партизанские действия. Не только в начале войны, как пишут некоторые авторы.
Так, в ноябре 1812 года командир 2-го резервного корпуса генерал-лейтенант Фёдор Эртель, получив приказ командующего Дунайской армии адмирала Чичагова выдвигаться на Борисов, красноречиво ему ответил: «…когда б я выступил из Мозыря, то не отвечал бы за здешних жителей, коих более надо опасаться, чем войск неприятельских…».
10 ноября 1812г., упоминавшийся выше командир 13-го Егерского полка генерал-майор В.Вяземский, находясь на биваке примерно в 100 км от Несвижа, записал в своём дневнике: «...Жители здешние смотрят уже на нас как на иностранцев и неприятелей, в три месяца они уже забыли, что они подданные России».
Когда французский маршал Удино стремительной контратакой выбил из Борисова русские войска обратно на правый берег Березины, русский адмирал Чичагов записал в своём дневнике: «…мы удержали за собой мостовое укрепление. Спереди я ожидал Наполеона, с тыла опасался нападения Шварценберга. Жители до того были к нам враждебны, что бросались грабить мои экипажи, которые я поставил сзади в лесу, для защиты от выстрелов…».
А вот что писал, находясь на территории Литвы (Беларуси) известный гусар Денис Давыдов: «В сей ночи [3 декабря] полковник князь Кудашёв, проездом к Чичагову, пробыл у меня два часа, взял Мишо и отправился далее с прикрытием одного из моих урядников и двух казаков, из коих один только возвратился, прочие два были убиты поселянами. Это было лучшее доказательство истинного рубежа России с Польшей и намек в умножении осторожности».
Так, что, бояться лесов в Литве (Беларуси) в 1812 году приходилось больше русским чем французам.
АНТИФРАНЦУЗСКИЕ ПАРТИЗАНЫ
На сайте со странным названием «Народное движение Лукашенко 2012», в одной из публикаций, посвящённых некой «отечественной» войне 1812 года, я нашёл такие строки: «О том, насколько угрожающий характер приняло для оккупантов партизанское движение в Беларуси, говорит хотя бы тот факт, что Наполеон незадолго до Бородинского сражения вынужден был выделить из своих главных сил отряд в 10 тысяч солдат и отправить его на подкрепление Витебского гарнизона, изнемогавшего под ударами партизан».
Это ж, сколько должно было быть белорусских партизан, чтобы осаждать Витебск, в котором находился 12-ти тысячный французский гарнизон! Личность командира этих партизан, безусловно, должна быть широко известна как одного из героев той войны. И она действительно известна. Это…. Фердинанд Винценгероде. Открываем «Боевой календарь-ежедневник Отечественной войны 1812 года» и читаем: «7 (19) августа Отдельный кавалерийский (партизанский) отряд генерал-адъютанта барона Винцингероде, совершив рейд по французским тылам, ворвался в Витебск, захватив в плен 800 французов».
Именно после этого события Наполеон и направил подкрепление Витебскому гарнизону. Казачьи разъезды Винценгероде ещё некоторое время крутились в окрестностях города, нападая на французских фуражиров и интендантов. Такие вот оказались на поверку «белорусские» партизаны.
Не было на нашей территории и в помине никаких антифранцузских партизанских отрядов. Например, российский историк А.И. Попов открыто указывает, что представление о возникшей на территории литовско-белорусских губерний «народной партизанской войне» является мифом. Более того, не то что местных партизан, но даже про-российских настроений у жителей той же Витебщины быть не могло. Ну откуда им было взяться, когда в отчёте за 1807-1809 годы Витебский губернатор писал: «Немногие из крестьян питаются чистым хлебом, а все остальные всегда примешивают к нему мякину».
Надо понимать, что в 1812 году термин «партизан» считался сугубо военным, вообще не имея никакого отношения к гражданским лицам. Партизанами называли военнослужащих из состава так называемых «поисковых партий» – то есть отрядов, специально создававшихся командованием русской армии для действий в тылу противника. Сегодня их назвали бы спецназом. Формировались «партии» только из военнослужащих регулярной кавалерии – гусар, улан, драгун и казачьих частей. При этом «поисковые партии» совершали рейды по тылам противника не по усмотрению своего командира, а по приказу высшего командования армии.
Существовали и чисто крестьянские отряды, так называемые «кордоны поселян». Создавались они либо по приказу помещика, либо возникали стихийно для самозащиты от мародёров обеих воюющих армий, но в основном на исконно российских территориях а не на белорусских землях. Но было их совсем немного. А уж в западных губерниях, каких-либо антифранцузских отрядов из числа местных жителей и в помине не было: там работали только профессионалы, теперь бы сказали – армейский спецназ. Автором и организатором партизанской войны являлся главнокомандующий и, одновременно, командующий 1-й Западной русской армией, генерал от инфантерии Михаил Барклай де Толли. Задачей партизан из «поисковых партий» было перерезать тыловые коммуникации противника, и тем самым лишить его войска снабжения.
По приказу Барклая ещё в июле 1812 года, была создана первая «поисковая партия» - особый кавалерийский отряд в составе драгунского и четырёх казачьих полков. А первые партизаны – это командир этого отряда, упоминавшийся выше генерал Фердинанд Винценгероде (позже попадёт в плен к французам) и его подчинённый, флигель-адъютант, полковник Александр Бенкендорф. Именно этот отряд и совершил рейд на Витебск.
ПРИЧИНЫ ПАРТИЗАНСКОЙ ВОЙНЫ ПРОТИВ РУССКОЙ АРМИИ
Так почему же всё-таки наших предков в 1812 году русским приходилось, как писал генерал-лейтенант Фёдор Эртель: «более опасаться, чем войск неприятельских…»? Потому что для них русские были захватчиками, которые ликвидировали наше многонациональное древнее государство — Великое Княжество Литовское (ВКЛ), существовавшее 550 лет. Тогда ещё было живо поколение, которое родилось свободными людьми в независимом государстве, а многие даже успели поучаствовать в национально-освободительном восстании Костюшко 1794 года.
Российская пропаганда к тому времени ещё не успела стереть из памяти жителей Гродненской, Виленской и Минской губерний осознания принадлежности к великой стране, к бывшей Речипосполитой Обоих Народов. И только за Днепром, где срок оккупации был в два раза дольше, некоторое чувство тяготения к России имело место. Например, в IV томе «Отечественная война и Русское общество», есть такие строки: «Могилёвский маршал Маковецкий и Быховский – Кригер, приняли на себя устройство торжественной встречи (маршала Даву). Они силой выгоняли жителей из домов и приказывали им кричать: «виват Наполеон!».
Хотя и на Могилёвщине было немало лиц, симпатизировавших Наполеону, даже среди православного духовенства. После войны Святейший синод РПЦ констатировал, что «две трети духовенства по Могилевской епархии учинили присягу на верность врагу». А архиепископ Витебский и Могилёвский Варлаам повелел всей епархии называть «впредь... в благодарственных молебствиях вместо Александра, французского императора и италийского короля великого Наполеона».
Ну и, наконец, партизанские действия провоцировали сами русские военные, которые с первого дня войны немилосердно грабили наши деревни, местечки и города. Но об этом чуть позже.
Вопреки навязываемому ныне мнению, что будто бы Наполеона у нас поддерживала одна лишь «польская шляхта», факты свидетельствуют об обратном. Например, вот что писал в «Истории Белоруссии» известный экономист, историк и этнограф М.Довнар-Запольский: «…всякий призыв к свободе Польши находил себе сочувственный отклик среди многочисленных белорусских элементов населения [...]. Такими элементами были не только поляки, жившие в нашем крае, не только полонизированные белорусы, но и белорусы национально настроенные и даже не потерявшие связи с православной религией…».
А белорусский историк Анатолий Тарас в одном из интервью сказал: «Тогдашнее население белорусских земель воспринимало это следующим образом: шляхта мечтала восстановить с помощью Наполеона ВКЛ (и он действительно, попытался это сделать), крестьяне надеялись, что с приходом французов будет отменено крепостное право, священнослужители униатской и католической церквей рассчитывали восстановить ведущее положение в обществе (а это 77% населения против 6,5% православных), мещане и купечество надеялись на углубление буржуазных порядков. То есть все слои населения были за Наполеона. Кто открыто, с энтузиазмом, как шляхта, кто подспудно, как крестьяне».
В одном из недавних номеров газеты «Совершенно секретно», написано: «В Западных губерниях обыватели доброжелательно приняли приход наполеоновской армии. Польские, литовские и белорусские крестьяне весьма неохотно привечали русских солдат. А уж шляхта […] и вовсе открыто поддержала Наполеона…».
У ряда Российских авторов зачастую проявляется и такая крайность как попытка показать события 1812 г. на белорусских землях как чисто литовское явление. Они умышленно искажают представление о западных и северо-западных белорусских землях как якобы этнически литовских и используют термин «Литва» в качестве этнонима, а не политонима, что ведёт к неверной этнической окраске административно-управленческих структур той поры, воинских формирований, да и самого населения тоже. Непосвящённому читателю, особенно российскому, трудно в этом разобраться.
В публикациях ряда авторов зачастую можно прочитать «литовские войска» (вместо войска Великого Княжества Литовского), литовские крестьяне (вместо литвины или белорусы). А это, согласитесь, не одно и то же. Делается это из пропагандистских и геополитических соображений, чтобы представить белорусов историческими друзьями России, ну а литовцев и поляков – заклятыми врагами.
ГРАБИЛА ЛИ РУССКАЯ АРМИЯ?
«Польские, литовские и белорусские крестьяне весьма неохотно привечали русских солдат», как пишет газета «Совершенно секретно», в том числе и потому, что те немилосердно крестьян грабили. Главнокомандующий русской армией Барклай де Толли прекрасно понимал, что если грабежи и мародёрство не пресечь сразу, ещё в Литве (Беларуси), то войска не уймутся и на исконно русских территориях. Поэтому уже на 10-й день войны он отдал приказ по армии: «Корпусным начальникам для предупреждения грабежа ставить во дворах и селениях наряды…». Однако мера эта не помогла, грабежи не прекратились. 15 июля Барклай снова издал приказ: «Если за чем кто-либо отлучится от своей команды, будет найден без вида от начальства, предан будет суду по уголовному уложению. Начальник, коему он принадлежит, строгому подвергнется ответствию».
22 июля Барклай записал: «Не одне обозы, но и самыя войска наши делали ужасныя опустошения и грабежи». Начав грабить на бывшей территории ВКЛ, армия продолжила бесчинства и в российских губерниях. Полковник Карпов вспоминал, что перед сражением под Смоленском, Барклай де Толли приказал публично, перед строем, расстрелять семерых грабителей.
По свидетельству начальника штаба 1-й армии Ермолова, когда русские войска вошли в город Поречье: «В опустелых домах рассеянные солдаты производили грабежи и разбой. Я сам выгонял их, и скажу к сожалению – даже из церкви. Никого не встретил я из ближайших начальников их, которые должны были заметить их отлучку. В равнодушии сём надо искать причину чрезвычайного уменьшения людей во фронте».
Не прекратились безобразия и накануне Бородинского сражения. Русская армия грабила своих крестьян. Последние в долгу тоже не оставались: участились случаи нападений на помещичьи усадьбы. В самый разгар войны крестьянские бунты охватили Московскую, Смоленскую и даже отдалённые Вологодскую, Пермскую, Тамбовскую, Саратовскую и Оренбургскую губернии.
Иногда случалось, что русские и французские мародёры сбивались в одну шайку, и грабили мирное население сообща. Эдакий криминальный «интернационал». Вот цитата из очередного приказа Барклая: «Пойманных крестьянами мародёров разных полков, 24 человека, и захваченных нашими разъездами нижних чинов 18 человек, которые вместе с французскими мародёрами в селениях грабили жителей, предписывается прогнать шпицрутенами: первых 24-х сквозь 1000 человек по одному разу; вторых по 2 раза сквозь 1000». Как видим, в последнем случае наказание было более строгим.
Нужно отдать должное, Барклай де Толли активно боролся с явлениями разложения в русской армии. Он неоднократно издавал грозные приказы и распоряжения: «От всех сих беспорядков естественно происходят мародёрства и отлучки с фронта (дезертирства с передовой), на марше господа офицеры находятся редко при своих местах, и с большим удивлением замечено, сколь равнодушно смотрят начальники, что в виду их таскаются по сторонам мародёры и сворачивают в стороны по деревням».
Некоторые офицеры тоже промышляли грабежами. «Елецкого пехотного полка подпорутчик Колчинский и провиантскаго штата 14-го класса Новиков, пойманные и уличённые в грабеже, разжаловываются в рядовыя до выслуги» [...] «Юхновскаго ополчения прапорщик Ладнинский, за отлучку от своей команды и приведённый в главную квартиру вместе с мародёрами, разжаловывается в рядовыя на месяц».
В конце концов, бесчинства русских военных достигли таких масштабов, что возмущённый поведением солдат и офицеров своей армии император Александр I издал грозный указ, в котором были такие слова: «Россия – мать ваша, что ж может быть преступнее, как, видя её расхищаемую врагами, не только не защищать её, но ещё вместе с ними грабить и собственными руками раздирать утробу своей матери...»? К указу прилагался текст особой присяги, и приписка: «Говорить громко, в присутствии облачённого в ризу священника». Каждый солдат русской армии обязан был присягнуть: «Не отлучаться от команды никуда своевольно. Не укрываться и не бродить по сторонам. Не грабить и не отнимать ни у кого насильно…».
ДЕЗЕРТИРСТВО ИЗ РУССКОЙ АРМИИ И ОПОЛЧЕНИЯ
Перед Бородинским сражением в армию прибыло Московское ополчение. Кутузов, сменивший к тому времени на посту главнокомандующего Барклая де Толли, поставил ополченцев цепью сзади армии. Как вспоминал поручик Андреев: «...чтобы здоровые люди не выносили раненных, а убирали бы ополченцы». Далее он писал: «сделано славно, но безбожники (из числа ополченцев) грабили раненных, я сам видел, везя патроны в полк, и трём саблею от меня досталось по спинам плашмя».
Ополчение 1812 года, это ещё одна мифологизированная тема. Люди шли туда, мягко говоря, без охоты, сбегая и прячась по лесам при первой же возможности, опасаясь, что их, вопреки обещанию, затем зачислят на 25 лет в регулярную армию – как это собственно и случилось с ополченцами 1807 года. Некоторые исследователи утверждают, что дезертировало до 70 % граждан, призванных в народное ополчение!
Почему русским солдатам было запрещено выносить своих раненных товарищей с поля битвы? Потому, что многие пользовались этим как удобной возможностью дезертировать. Вот пример: под Бородином был ранен подпоручик Михаил Муравьёв. Его брат вспоминал: «Он имел ещё довольно силы, чтобы приподняться и просить стоявшего подле него генерала Бенигсена, чтобы его вынесли с поля сражения...». Бенигсен распорядился вынести раненного, что было поручено четверым солдатам, которые отнесли его подальше и опять положили на землю. Брат, видя это, дал им червонец, и попросил не оставлять несчастного. Но трое, взяв деньги, ушли, бросив также и свои ружья. Четвёртый, отыскав телегу без лошади, положил в неё раненного подпоручика, оттащил телегу на дорогу и там её оставил, вместе со своим ружьём. Итог: вынос одного раненного обошёлся армии потерей (дезертирством) 4-х солдат.
Чтобы возвращать в бой дезертиров, под Бородином Кутузову пришлось выделить в качестве своеобразного «заградотряда», целый драгунский полк.
Давайте зададимся вопросом, отчего из 237 тысяч человек, встретивших войну на западной границе (плюс постоянно прибывавшие резервы), до Бородино дошли лишь 120 тысяч русских солдат и офицеров? Куда же делись более 100 тысяч бойцов? Какое то количество, безусловно, погибло в сражениях, скончалось от ран и болезней. А остальные попросту дезертировали.
Наши предки, которые были насильно загнаны в чужую русскую армию на 25 лет, в 1812 году массово из неё убегали. Вот что писал генерал Тучков (3-й): «При начале отступления армии от границ наших, сперва все поляки, потом литовцы, а наконец и белорусцы, в ночные переходы полков, отставая от оных, возвращались в домы свои. И можно наверное положить, что с начала отступления от границ наших до Смоленска, армия потеряла таким образом из фронта более 10.000 человек». Хотя цифра эта, скорее всего, занижена, но всё равно впечатляет. Ведь «более 10.000 человек» – это больше дивизии.
В 1812 году дезертировали даже из императорской гвардии. Так, командир 9-й роты Семёновского полка Павел Пущин, записал в своём дневнике: «…Наш корпус выступил в 4/2 часа утра. При выступлении мой фельдфебель доложил мне, что три солдата поляка дезертировали…». Подобных записей в дневнике несколько, и это только случаи дезертирства из одной роты.
Здесь наверно стоит напомнить, что под «поляками» в то время подразумевали не только собственно поляков, но и литвинов (белорусов) католиков, и литвинов (белорусов) униатов, а под словом «белорусцы» - главным образом православных жителей недавно созданной Белорусской губернии (восточная часть Витебщины и Могилёвшина).
КОЛЛАБОРЦИОНИЗМ
В 1812 году во французской армии были на службе русские солдаты перебежчики. Масштабы этого явления изучены мало, но случаи такие безусловно были. Например, во время одного боя в плен к русским попала группа французских солдат, среди которых оказались Иван Прохоров и Иван Фёдоров. Проведённым следствием было установлено, что оба попали в плен к французам ещё во время компании 1806 года в Европе, а затем добровольно вступили в ряды Наполеоновской армии. Иван Фёдоров в рядах французского полка участвовал в 2-х сражениях: под Смоленском и Можайском. Военный суд 5-го корпуса приговорил обоих к 50 ударам кнутом и ссылке на каторжные работы.
ЗВЕРСТВА РУССКИХ КРЕСТЬЯН
Российские историки, с придыханием говоря о «народной войне», стараются не афишировать, что порой русские крестьяне подвергали пленных французских солдат изуверским пыткам и истязаниям. Причём зверства эти творились вовсе не обязательно в ответ на бесчинства французов. Пленных живьём варили в кипятке, живыми закапывали в землю, обмотав тела соломой живьём сжигали, насаживали на кол, закалывали вилами, рубили на куски топорами, топили. Раненых солдат противника русские крестьяне в лучшем случае сразу добивали.
Вот что вспоминал непосредственный участник тех событий, крестьянин А.К.Кузьмин: «Нахватаем их человек десяток и поведём в этот лесок. Там раздадим им лопатки да и скажем: ну, мусьё! Ройте себе могилки! Чуть кто выроет, то и свистнешь его дубинкой в голову…» (Отечественная война 1812 года глазами современников. М., 2012, с. 98). Видимо речь идёт о тех оголодавших французах, которые приходили в деревни в поисках куска хлеба. Крестьянам даже в голову не приходило, что пленных надо передавать военному командованию. Но кому сегодня нужна такая правда о «народной войне»?
А вот партизаны-армейцы из «поисковых партий» вели себя в основном пристойно, за исключением, пожалуй, лишь одного Фигнера. Этот известный в России «герой войны 1812 года», из-за своих беспрецедентно жестоких расправ над безоружными пленными имел у сослуживцев репутацию «безумного чудовища» и «садиста».
ОТНОШЕНИЕ ФРАНЦУЗОВ К МЕСТНОМУ НАСЕЛЕНИЮ
Все мы знаем, что фуражиры и интенданты Великой армии вели себя не всегда корректно по отношению к местным жителям. Но есть и масса других примеров, которые сознательно замалчиваются. Вот что вспоминал «Богадельник Набилкинского заведения» П.Ф. Герасимов: «На другой день пришли к нам французы. Мы так и обмерли, да они нас стали успокаивать – детей приласкали, а с матерью… всё «мадам» да «мадам»… И точно, выдали они нам денег за целый месяц вперёд, уж сколько – не помню, и муку мы от них получили, а иной раз и печёные хлеба».
Одна московская монахиня, издали увидев французов, бросилась в реку топиться – так её спас французский кавалерист, тут же нырнувший в воду (Рассказы о двенадцатом годе, собранные Т. Толычевой. М., 1912, с. 102). Подобных историй – десятки.
Современники в своих воспоминаниях часто выделяли французов от «новобранцев». Так, в частности, именовала одна крепостная крестьянка нефранцузские иноземные элементы в наполеоновской армии, — элементы, в среде которых ранее других упала дисциплина: «Французы настоящие добрые, ведь у них по мундиру и по разговору узнаешь, редко кого обидят; зато уж эти новобранцы всякие у них, да немчура, никуда не годилась. И не нужно им, да они грабят, да крещеный народ обижают» («Рассказ о двенадцатом годе крепостной А. Н. Соймонова». «Р. Арх.», 1871).
Ещё в начале своего правления Наполеон, тогда ещё 1-й консул, в качестве жеста доброй воли отпустил из Франции несколько тысяч русских пленных солдат и офицеров, которые принимали участие в Италийских и Швейцарских походах Суворова. Бонапарт был настолько великодушен, что не только заново их обмундировал за счёт французской казны, но и снабдил всех деньгами для покрытия всех расходов на обратную дорогу в Россию.
Впрочем, я далёк от того, чтобы идеализировать Наполеоновскую армию. Во время отступления дисциплина стала падать и во французских частях, участились случаи грабежей местных жителей. Хотя, даже и тогда, по воспоминаниям современников, в основном грабили баварцы, пруссаки, рейнские немцы, хорваты (из итальянского корпуса вице-короля Евгения Богарнэ). Французские и польские части, а особенно императорская гвардия, в грабежах (на территории ВКЛ) практически не были замечены (за редкими исключениями).
В 1820-х годах во Франции были опубликованы воспоминания генерала Филиппа-Поля де Сегюра, личного адъютанта Бонапарта. В 6-й главе своих мемуаров де Сегюр рассказывает об отступлении из Москвы. В том числе – и о жуткой сцене, открывшейся взору Наполеона после того, как он миновал Можайск: «…Императорская колонна приближалась к Гжатску; она была изумлена, встретив на своём пути только что убитых русских. Замечательно то, что у каждого из них была совершенно одинаково разбита голова и что окровавленный мозг был разбрызган тут же. [...] Кругом императора никто не обнаруживал своих чувств. Коленкур вышел из себя и воскликнул: «Что за бесчеловечная жестокость! Так вот та цивилизация, которую мы несли в Россию! Какое впечатление произведёт на неприятеля это варварство? Разве мы не оставляем ему своих раненых и множество пленников? Разве не на ком будет ему жестоко мстить...?».
Кто совершил это преступление – неизвестно. Первыми Москву покинули итальянские, испанские, польские и некоторые французские части. Они проходили через Гжатск ранее императорской колонны.
Недавно мне на глаза попалась статья одного российского историка, который бездоказательно обвиняет в этом….. ну конечно же, поляков. По его мнению, цивилизованные Европейцы (итальянцы, испанцы, французы) не могли совершить это преступление. Следовательно, делает вывод этот «историк», его совершили поляки. Такие рассуждения у здравомыслящего человека могут вызвать только улыбку. Полонофобия – плохой помощник в поиске истины.
Кстати, о поляках: когда наполеоновские войска вошли в Москву, то поляки из 5-го корпуса Понятовского ворвались в Кремль и забрали все трофеи, взятые Мининым и Пожарским у поляков и литвинов (белорусов) за 200 лет до того, в 1612 году. Это были главные ценности, которые польские войска увезли из поверженной Москвы.
ТРАГЕДИЯ БЕЖЕНЦЕВ
В обозах отступавшей из Москвы «Великой армии» были тысячи гражданских лиц, в том числе женщины и дети. И без того скудные припасы продовольствия, армии приходилось делить с этими несчастными. Откуда взялись и кем были эти гражданские люди? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к мемуарной литературе: «Среди этой толпы находились многие французы с семьями, изгнанные из Москвы…», пишет Христофор-Людвиг фон Иелин, обер-лейтенант вюртембергского полка.
Другие очевидцы событий войны 1812 года пишут, что кроме французов, из центральной России вместе с «Великой армией» бежало большое количество иностранцев – немцев, поляков, итальянцев, голландцев. В России, в начале XIX века, жило и работало много приезжих из-за границы. Это были гувернёры, артисты театров, учителя, лекари, торговцы. Все они, опасаясь черни, бежали вместе с отступавшей французской армией. Ведь для крестьян все, кто говорил не по-русски, были «басурманами», врагами. И, надо сказать, опасения эти были не беспочвенны. В книге «Москва при французах», Ю.Готье, описывая тот хаос, который начался в городе после ухода из него французских войск, пишет: «На Петровке какой-то священник с обнаженной саблей в руках призывал чернь грабить дома иностранцев».
Страшная трагедия разыгралась во время переправы через Березину. Много гражданских лиц, которые не утонули или не погибли от сабель и шальных пуль, попали в плен к русским, в том числе 600 женщин с детьми. Их отделили от мужчин, отвели в Борисов, заперли там в сарае и …. «забыли». Несколько дней несчастные узники провели в не отапливаемом помещении при сильном морозе, без еды и питья. Когда о женщинах и детях вспомнили - в живых осталось только 8 человек. Фактически – это тяжкое преступление, за которое никто не понёс наказания. Зачастую захваченных женщин казаки подвергали «всяческим насилиям». Трагичны и судьбы детей, потерявших при переправе родителей. Некоторые из них были проданы казаками жителям окрестных сёл. Известен случай, когда казак продал девочку за полтора рубля.
КАЗАКИ – РАЗБОЙНИКИ
Русские казаки, как и крестьяне, тоже особо не церемонились с пленными. А уж по части грабежей и мародёрства, казакам на той войне и вовсе не было равных. Этого постыдного занятия не гнушался даже знаменитый казачий генерал Иловайский, присвоивший отбитый у французов транспорт с церковными ценностями, отправив их к себе на Дон. Любопытно, что мародёрствовали казаки не только в белорусских, но и в русских деревнях, многочисленными обозами перегоняя награбленное в донские станицы. Процветало среди казаков и такое постыдное занятие как работорговля. Пленных французов они продавали русским помещикам, которых те охотно покупали в качестве бесплатных гувернёров или работников.
Заинтересовавшись темой войны 1812 года, я обратил внимание на одну любопытную деталь. Согласно некоторым источникам, списочная численность иррегулярных казачьих войск достигала в 1812 году 110 тыс. лёгкой кавалерии, но в боевых действиях принимали участие не более 20-25 тыс. Что-то тут не так. В то время, когда русская армия несла большие потери в живой силе, казачьи резервы почему-то не использовались. Ответ, как мне кажется, я нашёл в записках генералов А.Бенкендорфа и Ермолова.
Будущий шеф жандармов А.Бенкендорф писал, что казачий лагерь обычно «походил на воровской притон». А генерал Ермолов, в будущем «покоритель Кавказа», с горечью говорил, что "атаман Платов перестал служить, войска его предались распутствам и грабежам, рассеялись сонмищами, шайками разбойников, и опустошили землю от Смоленска до Москвы".
Ещё Ермолов писал, что во время двух решающих сражений, Шевардинского и Бородинского, «знаменитый» атаман Платов был…. мертвецки пьян! Шокированный Кутузов сказал тогда Ермолову, что «в первый раз видит полного генерала без чувств пьяного». Это дорого обошлось русской армии: поскольку атаман Матвей Платов в день генерального сражения был до беспамятства пьян, гусары, как рапортовал Кутузов царю, понесли огромные потери и не могли «что-либо предпринять, потому что казаки… так сказать, не действовали». Уж не из-за казаков ли была проиграна русскими битва под Бородином? Но обо всех этих постыдных фактах глухо молчат российские историки....
Даже создатель приукрашенного официоза о войне 1812г., А.И. Михайловский-Данилевский, в своё время был вынужден записать: «… меня уверяли достоверные люди, что Платов посылал на свой счёт грабить деревни и сёла, и отправлял на Дон несколько обозов с похищенными таким образом вещами». Как пишет историк, автор книги «Фарс длиною в двести лет» Е.Понасенков: «У меня даже возникает версия, что знаменитый «московский клад» Наполеона (ценности, вывезенные французами из Москвы) надо искать на Дону…».
Отдельный иррегулярный казачий корпус генерала от кавалерии Матвея Ивановича Платова, появился в 1-й Западной армии Барклая де Толли в мае 1812 года. Вместе с казачьими полками других армий, Платовский корпус составлял особый резерв русских войск. Донские казачьи бригады были усилены несколькими – также казачьими – башкирскими, калмыцкими и татарскими конными полками. Поначалу в корпус Платова по штату входили семь Донских казачьих полков: атаманский генерал-майоров Денисова 7-го и Иловайского 5-го, п.полковников Власова 3-го, Грекова 18-го, Мельникова 3-го и Харитонова 7-го, а также Перекопский и Симферопольский конно-татарские, Ставропольский калмыцкий и 1-й Башкирский полки и 2-я Донская конно-артиллерийская рота.
О том, как обращались казаки с пленными, вспоминал офицер французской армии, хирург Франсуа Мерсье: «Нас, пленных, было около трех тысяч, когда мы покидали Вильно; в том числе насчитывалось до 150 офицеров, вместе с которыми мне и пришлось идти, шагая в задних рядах нашей партии. По меньшей мере половина всех этих пленных еще не вполне оправились от изнуряющей лихорадки, и не успели мы пройти еще и одной мили, как многие из нашей партии начали падать от переутомления и усталости. Но к ним тотчас подскакивали казаки и, осыпая ужасной руганью, заставляли их снова подниматься на ноги и продолжать путь под ударами палки». [...].
«Тела умерших и их одежду (казаки) сжигали совместно, но при этом иногда случалось, что в огонь бросали людей, еще не испустивших последнего дыхания. Оживая на мгновение от неимоверной боли, эти несчастные, заживо сжигаемые, оканчивали свою агонию в невероятных криках. Когда нам впервые пришлось присутствовать при подобном зрелище, из наших грудей невольно вырвался крик ужаса. Но наш конвой тотчас же заставил нас тронуться далее в путь, подгоняя усиленными ударами тех, кто чересчур оживленно выказывал жестами свое негодование».
КАК РУССКИЕ КРЕСТЬЯНЕ И КАЗАКИ МОСКВУ РАЗОРЯЛИ
В труде "Москва при французах", приват-доцент Ю.В.Готье писал, что оставление Москвы французами на некоторое время погрузило город в полную анархию. Части генерала Мортье выступили из Москвы 11 октября вечером. «Ночь после выступления Мортье была самой ужасной из пережитых нами, — писал один москвич. — Вместо радости от ухода врагов мы чувствовали только страх [...]. На рассвете мы услыхали крики вошедших в Москву крестьян, вооруженных ружьями, награбленными в Москве или отнятыми у французов. Эти разбойники бросились прежде всего к казначейству и разграбили оставшуюся там медную монету. К ним быстро присоединилась и московская чернь…».
В это же время вступил в Москву первый русский отряд под командой генерала Иловайского, состоявший преимущественно из казаков, которые присоединились к грабителям. О разграблении русскими Москвы после ухода французов говорят многие современники. Это была «une haine feroce centre la noblesse», как выразился внук Ростопчина, гр. Сегюр («Vie», 259). «Разорили Москву, — писал полковник Толь 29 ноября 1812 г., — не столько французы, как приехавшие подмосковные крестьяне и дворовые люди» (Р. Ст.», 1873, XII, 992).
«Подмосковные крестьяне, — свидетельствует А. А. Шаховской, после ухода французов, — полагаясь на суматоху нашего вступления, приехали на возах, чтобы захватить награбленное» («Р. Ст.», 1889, X, 47). «Целым обозом мужики приезжали в Москву обирать», рассказывает И. М. Снегирев (см. также в воспоминаниях Изарна, «Р. Арх.», 1868, 1434). Не отставали от крестьян и казаки. Приставленные для охраны Воспитательного Дома, по словам Тутолмина, они «ограбили служителей и больных» («Бумаги Отеч. войны», Щукина, V, 160). Относительно казаков есть упоминание и в письме Ростопчина к Вязьмитинову от 10 октября 1812г. («Р. Арх.», 1909, I, 4).
Порядок в городе, ценой неимоверных усилий, удалось навести лишь генералу А. X. Бенкендорфу и регулярной кавалерии, находившейся под его командованием. Назначенный комендантом оставленной французами Москвы, он писал графу Воронцову 14 октября 1812г.: «Мы вступили сюда вечером 11-го числа. Город был отдан на расхищение крестьянам, которых стеклось великое множество, и все пьяные; казаки и их старшины довершали разгром […]. Люди убивали друг друга на улицах, поджигали дома. Наконец всё утихло, и огонь потушен…». Признаюсь, строки эти меня поразили. Пьяные крестьяне и казаки разграбили собственную, только что освобождённую от врага, древнюю столицу.
О ПЬЯНСТВЕ
Не буду подробно писать о пьянстве в русской армии. Приведу только один красноречивый пример. Генерал Ермолов вспоминал: «До одиннадцати часов утра дрались мы с умеренною потерею, но по дороге нашедши разбросанные бочки с вином, которые идущие при армии маркитанты (французские) оставляли для облегчения своих повозок, невозможно было удержать людей…. Неприятель, приметив замешательство, нападал решительнее, в защиту пьяных надлежало употреблять артиллерию, и движения сделались медленнее…».
ДЕЗЕРТИРСТВО ПОБЕДИТЕЛЕЙ
По самым скромным подсчётам, около 40 тыс. (!) русских солдат, вступив на французскую землю в 1814 г., разбежались по деревням «безбожников», где устроились на работу к фермерам, а кое-кто даже вступил в брак с их дочерьми. Когда в 1815 году царь Александр направил официальную просьбу королю Людовику XVIII помочь вернуть дезертиров на родину (а им гарантировалась безнаказанность), почти никто добровольно не согласился (ист. Е.Понасенков).
БЫЛА ЛИ ЭТА ВОЙНА «ОТЕЧЕСТВЕННОЙ» ДЛЯ БЕЛОРУСОВ?
А тем временем газета «Новые известия» сообщает, что «Группа белорусских историков обратилась в Министерство образования страны и Национальную академию наук с требованием изменить освещение войны 1812 года в учебниках истории. [...]. Авторы обращения настаивают на единстве русского и белорусского народов и на праве белорусов считать эту войну Отечественной, а победу – своей. Письмо в Министерство образования и Национальную академию наук было составлено по итогам состоявшейся в Бресте конференции «Отечественные войны Святой Руси». Организованной, кстати говоря, интернет-порталом «Западная Русь», рупором реакционной националистической анти-белорусской идеологии западнорусизма, отрицающей всё белорусское.
Пытаясь хоть как-то обосновать, почему война 1812 года якобы «отечественная» и для белорусов тоже, господа «западнорусы» часто приводят такой «довод»: дескать, в рядах русской армии воевало больше белорусов, чем в сформированных Наполеоном полках ВКЛ. Но при этом они умышленно замалчивают тот факт, что подневольных крестьян загоняли в русскую армию в течение нескольких предвоенных лет силой. Мало кто возвращался домой живым после 25 лет, поэтому от службы уклонялись всеми правдами и неправдами. Помещики тоже хитрили и часто отправляли в рекруты тех крепостных, от которых они и сами хотели бы избавиться – пьяниц, лентяев и больных. Ну а те, кого загнали, массово из армии дезертировали, как я уже писал об этом выше.
В армию ВКЛ, созданную французами, люди в основном вступали добровольно. Там и срок службы был короче - всего шесть лет, и довольствие получше. К тому же, как пишет историк А.Тарас, было объявлено, что отслужившие воинскую службу крестьяне получат вольную и земельный надел. Поэтому крестьяне, вопреки сказкам российской пропаганды, шли в полки ВКЛ очень охотно, желающих было больше, чем требовалось. Ещё и дополнительные полки начали формировать, а часть белорусов и поляков зачислили в состав французских 129-го линейного и 2-го Иллирийского полков.
Кроме того, когда говорят о том, что эта война была «отечественной» и для белорусов тоже, то тем самым как бы подразумевается наличие общего с Россией отечества. Но дело то в том, что беларусы никогда до того не жили с русскими в одном государстве. Ну, разве что, кроме насильственного пребывания Полоцкого княжества в составе Киевской Руси в течение 70 лет (тысячу лет назад). Но даже тогда земель будущей Московии (России) в составе Киевской Руси не было. Земли будущей Московии и земли Полоцкого государства были в составе Киевской Руси в разное время.
И потом, как война 1812 года могла быть «отечественной» для беларусов, если незадолго перед этим их древнее государство (ВКЛ), существовавшее 550 лет, было Россией оккупировано и уничтожено, а Наполеон его возродил. Какое может быть общее отечество с оккупантами? Странная какая то «логика» у «белорусских историков», а вернее – полное её отсутствие. По моему мнению, эти «историки» должны прежде определиться сами, что для них является Родиной и Отечеством. Если они считают своей «Родиной» и «Отечеством» СССР и Россию, то их национальное сознание витает где-то вне границ РБ, витает у соседей. А это значит, что они не считают Беларусь ни Отечеством, ни Родиной. Создаётся впечатление, что «белорусские историки», это иностранцы, а не сыны белорусского народа.
Всё это показывает, что сегодня белорусское общество расколото. Существуют две параллельные Беларуси, у которых совершенно разная история и идеалы, которые говорят на разных языках, имеют разные символы. Одна Беларусь ведёт отсчёт своей государственности со времён Полоцкого княжества, она обладает национальными ориентирами и желает вернуться в семью Европейских народов. Другая Беларусь ведёт отсчёт своей государственности с 1917 года, пребывает в фантастическом мире Российских имперских мифов (в том числе и о войне 1812 года), и мечтает войти в состав России на правах Западнорусской губернии. Сторонники этой «Белоруссии» никак не могут понять, что их Империя почила в бозе и возврата к ней нет и не будет. Этот поезд ушёл вместе с перроном в начале 90-х годов ХХ века. Триколор и серпасто-молоткастый флаги в Беларуси спущены навсегда. Впрочем, это уже совсем другая история.
Источники:
Кроме указанных непосредственно в тексте источников, так же были использованы:
1. Поликарпов Н.П. «Боевой календарь-ежедневник Отечественной войны 1812 года».
2. «Под расстрел за 2 копейки», Вести сегодня, №118 (3903) от.16.08.2012.
3. Интернет-сайт Борисовского благочиния (БПЦ).
4. «Белые пятна войны 1812 года», газета «Сов. Секретно».
5. Евгений Понасенков "Фарс длиною в двести лет".
6. И. Руа. Французы в России. Воспоминания хирурга французской армии Франсуа Мерсье о кампании 1812 г. и о двух годах плена в России. СПб, 1912.
7. Различные Интернет-ресурсы.
- Впервые было опубликовано 16.11.2012 г. в моём блоге на сайте «Westki info»
Комментариев нет:
Отправить комментарий