4.14.2014

Малая "Катынь" у Нарочи

Антони Бужыньский (Antoni Burzyński) "Kmicic"
В феврале 1942 года, на основе Союза вооружённой борьбы (Żwiązek Walki Zbrojnej), приказом генерала Владыслава Сикорского была создана Армия Краёва (АК), в которую вошли все действовавшие на тот момент в условиях оккупации польские военные организации, которые поддерживали Правительство в изгнании, находившееся в Лондоне.

Весной 1943г. на территории бывшего Поставского повета был создан первый на Виленщине польский партизанский отряд, подчинявшийся Виленскому округу АК. Отряд назвали Burza (Буря). Его возглавил поручик Польской армии Антони Бужыньский, псевдоним Kmicic (см. фото выше).

Антони Бужыньский родился 17 июня 1911 года в Вильне. Окончил Виленскую гимназию имени короля Зыгмунта Аугуста, после чего поступил на факультет политических наук Варшавского Института Восточной Европы, мечтал стать дипломатом. Во время учёбы был призван в армию, в 5-й полк легионов. После года службы Бужинскому было присвоено первое офицерское звание – подпоручик. Учёбу в институте он закончил с отличием в 1939 году. Хорошо знал несколько языков, в том числе турецкий.

В сентябре 1939 года Бужыньский был адъютантом подполковника Станислава Шылейки, участвовал в подготовке к обороне Вильны. После перехода Литовской границы был интернирован, и помещён в лагерь в Кулатуве (Kulatuva) под Каунасом, откуда ему удалось выбраться при помощи семьи Ошурков. Вернувшись в Вильно, присоединился к польскому подполью, находясь в подчинении у майора Олехновича. В декабре 1939 года Бужыньский женился на Станиславе Буковской.

Осенью 1941г. был задержан Литовской службой безопасности, которую курировали немцы. Был выкуплен за деньги (взятку), после чего перешёл на нелегальное положение. В 1942 году перебрался на территорию бывшего Поставского повета в д. Купа, что на берегу оз. Нарочь. Там под чужой фамилией Нурмо, Бужыньский скрывался в доме у братьев Гловацких и работал в рыболовецкой артели. Затем ушёл в Свирь, где влился в действовавшее там ещё с 1940 года польское подполье, в так называемый батальон Святослав (batalion Światosław), под командованием поручика Ромейко (псевдонимы «Klin», «Bita»).

Из Свири Бужинский перебрался в д. Брыли, где 25 марта 1943 вместе с тремя товарищами организовал вооружённую группу, с которой ушёл в лес. К середине июня 1943г. под началом Бужыньского было уже 120 человек, а немного позже в отряде Буря (Burza) насчитывалось более двухсот бойцов.

С первыми боевыми операциями появились и раненые. В деревне Людвиново, в доме у Юзэфа Сороки находился законспирированный госпиталь АК. Вместе с фельдшером отряда за ранеными заботливо ухаживали жена хозяина и три несовершеннолетние дочери. Наравне со взрослыми они тоже были приведены к присяге и получили псевдонимы: Ирэна – «Irys», Зося – «Adiutancik» и Марылька – «Lucyna».

Узнав о том, что на Поставщине появился польский партизанский отряд, учительница школы из д. Матищи, пани Целюкова, передала партизанам школьное знамя, которое она спрятала, когда в 1939г. пришли русские. За одну ночь дочери Юзэфа Сороки спороли с него надпись «Szkoła powszechna» и вышили «Bóg, Honor, Ojczyzna», а под орлом - «Armia Krajowa. Oddział Kmicica». Знамя освятил ксёндз из Кобыльника (теперь Нарочь) – Казимеж Павлович.

А тем временем с каждой успешной боевой операцией численность отряда росла и достигла 250-280 человек. Происходило это главным образом за счёт жителей Поставского, Свенцянского и Вилейского поветов. Вот что об этом вспоминал партизан Эдвард Ярковский, псевдоним «Jarek»: «Я жил в Воропаеве, а потом в Дуниловичах (Поставский район). Весной 1943 года ко мне пришёл Владыслав Блажевич «Świt», который предложил вступить в конспирацию (подпольную организацию), и после моего согласия принял от меня присягу. Помню и других членов польской конспирации из Дунилович – Ванду Чижевскую «Baśka», Геню Пекарскую «Grażyna», Стэфана Рэмбальского – который был комендантом полиции в Дуниловичах а на самом деле являлся членом нашего подполья […]. Так же, кроме меня, членами польской конспирации в Дуниловичах были Франэк Букато, Бронэк Орловский, Куцкевич, Владэк Крэмис, а из Воропаева – Володкович, Франэк Баторы, Олек Мишута, Стась Сак и Стась Мацеевский – сын довоенного полицейского. [...]».

Мы решили идти на базу Кмицица, чтобы вступить там в партизаны Армии Краёвой. Обошли стороной Лучай и через Смыч двинулись на Кобыльник, а оттуда поутру прибыли на место. Вместе со мной напросился в партизаны и Юзэф Шульц. Он был моложе меня на 2 или на 3 года, молодой человек крепкого телосложения из Дунилович. После войны, в 1946 году, я встретил его в Сулихове…».

Ежи Лейковски. Фрагмент фото
Другой партизан АК – Ежи Лэйковски "Szpagat" (см. фото), вспоминал: «На Пасху 1943 года ко мне (в Дуниловичи) зашли «Świt» и «Pająk» (Ясь Доманевский), которые предложили мне вступить в польскую конспирацию. Я согласился и «Świt» принял у меня присягу. Он, как руководитель, также провёл короткий инструктаж, рассказал, что будем делать и кому подчиняться. [...] Во второй половине июня 1943г. я, вместе с «Pająk» и «Кim» - Хенек Расевич (некоторые приписывают ему авторство песни 5-й бригады «Na znojną walkę»), ушли в лес на базу отряда. С нами ушли и некоторые полицейские из гарнизона в Дуниловичах: Холик, Кучинский, Гигила, Рагиня…».

Каждый вступающий в АК давал присягу следующего содержания: «Перед лицом Бога Всемогущего и пресвятой Девы Марии, Королевы Короны Польской, я возлагаю свои руки на этот Святой Крест, знак муки и спасения, и присягаю, что буду верно и стойко стоять на страже чести Польши, и за освобождение Её из неволи буду бороться изо всех моих сил, вплоть до пожертвования собственной жизнью».

В глухом, труднодоступном месте, около озера Нарочь партизаны АК основали две базы – основную и хозяйственную (база «А» и база «Б»). Рядом, в 3-х км., находилась стоянка советских партизан из бригады им. Ворошилова, которыми командовал Фёдор Марков, а несколько дальше база бригады им. Гастелло (командир В.Манохин). Там же, недалеко, располагался советский лесной партизанский аэродром для связи с «большой землёй».

Такое соседство не сулило ничего хорошего для польских партизан, но «Kmicic» поначалу не видел в этом опасности. В его планах было сотрудничество с советскими партизанами,  совместная борьба с общим врагом. Возможно он был идеалистом, наивно верившим в боевое братство с коммунистами. Ежи Лэйковски позже вспоминал: «Мы постоянно испытывали тревогу оттого, что находимся так близко от русских и что сотрудничаем с ними. Помню, как-то подходит ко мне «Zbieg» и говорит – Юрэк, что происходит, почему мы так близко от них стоим? Всё это дурно пахнет».

Санитарка отряда «Burza», жительница Дунилович Ванда Борткевич (Чижевская), псевдоним «Basia», вспоминала: «Kmicic» считал, что с русскими нужно сотрудничать, чтобы остановить немцев. Он доверял Маркову...». Уже позже она узнала, что руководство Виленского округа АК, в лице майора Стэфана Сьвеховского «Sulima», неоднократно предупреждало «Kmicica» об опасности, которую таят в себе слишком тесные контакты с Марковым.

В конце концов, видимо и сам «Kmicic» понял ту опасность, которая исходила от Маркова и соседства с базой советских партизан. Накануне предательского нападения он отправил несколько разведгрупп, которым была поставлена задача срочно подыскать место для новой базы, но, к сожалению, решение это оказалось запоздалым.

Отношение поляков к советским партизанам поначалу было вполне корректным. 3 июня 1943г., во время встречи с Ф.Марковым, А.Бужыньский сказал: «Наши власти после войны разберутся между собой, а нам надо вместе воевать...». После одной успешно проведённой операции, Бужинский произнёс перед строем речь, в которой (по воспоминаниям Е. Лэйковского) были такие слова: «Мы являемся подразделением Польской Армии Краёвой. Нашей целью является борьба с немцами и защита гражданского населения. Я рад, что хотя мы официально и называемся отрядом польских партизан, но на самом деле в наших рядах есть не только поляки, но и беларусы, и даже русские». Отряд «Burza» действительно был интернациональным по своему составу, хотя поляки в нём и преобладали.

Во избежание случайных конфликтов, между промосковскими и польскими партизанами была установлена система паролей. Бывший партизан Фабиан Варашкевич «Dzięcioł» вспоминал: «По дороге встретили советских партизан. – Кто едет? – спрашивают они. – Я говорю, «Львув», а они отвечают, «Ленинград». Так и разъехались».

Было проведено несколько совместных операций против немцев: ликвидированы посты полиции в Кобыльнике и Вайстоме. Разгромлен крупный отряд литовской полиции во время переправы через р. Вилия. Отряд АК «Burza» проводил также и самостоятельные операции. В ночь с 11 на 12 июля пятнадцать аковцев успешно атаковали немецкую моторизованную колонну на шоссе Михалишки – Константинов, а в ночь с 1 на 2 августа 1943г. польские партизаны провели нападение на гарнизон в Дуниловичах. Эту операцию спланировали братья Блажевичи «Świt» и «Budzik». Руководил атакой Мечислав Киткевич «Kitek», который позднее станет командиром взвода у легендарного «Лупашки» (Зыгмунта Шэндзеляжа). Было убито несколько немцев и «идейных» белорусских полицейских.

Иногда между польскими и советскими партизанами всё же случались конфликты, но они быстро разрешались во время личных встреч Бужыньского с Марковым. Так, в конце июля 1943г., в окрестностях Мяделя, возвращающаяся из ночного патрулирования группа аковцев под командованием «Ostroga», наткнулась на рассвете на группу пьяных советских партизан, которые избивали молодую девушку. Вырвавшись из рук истязателей, она прыгнула в колодец. В это время её родители стояли около стены с поднятыми руками, под стволами винтовок бандитов. Увидев поляков, партизаны разбежались. Так как существовала договорённость между Марковым и Бужинским о сотрудничестве, то «Ostroga» их не преследовал. Наутро «Kmicic» сообщил об этом происшествии Маркову, который на словах пообещал покончить с бандитизмом в своей бригаде. Родители, вместе с уцелевшей дочерью, после этого случая оставили свой дом и бежали, т.к. опасались мести.

Поворотным моментом в отношениях АК и сов. партизан, стало печально известное постановление ЦК КП(б)Б от 22.06.1943г. «О дальнейшем развёртывании партизанского движения в западных областях Белоруссии». На основании этого постановления в адрес подпольных партийных комитетов было разослано секретное письмо, в котором предписывалось всеми способами выявлять и распускать «националистические» отряды и группы. Во исполнение этого приказа командование бригады им. К. Ворошилова приняло решение партизан АК из отряда «Burza» разоружить а командование отряда расстрелять.

Кто конкретно стоял за этим преступным решением? Об этом советские партизаны не оставили воспоминаний, но ответ, как мне кажется, очевиден. Во-первых, вина безусловно лежит на 1-м секретаре ЦК Компартии Беларуси и одновременно начальнике Центрального Штаба Партизанского Движения (ЦШПД) Пантелеймоне Пономаренко, который подписал вышеупомянутое постановление. И неважно, был ли он его инициатором, или всего лишь покорным исполнителем воли палача Сталина. В любом случае, вины с него это не снимает.

Надо сказать, что о самом Пантелеймоне Кондратьевиче после войны нелестно отзывались даже его соратники. Например, бывший командир партизанского отряда, герой Советского Союза Корж Василий Захарович записал в 1963 году в дневнике: «Пономаренко-то человек был хитрый, ехидный и большой подхалим. И сам, увы, любил подхалимов и разные там «тайны мадридского двора». И это не какой-то «оговор» его «задним числом», с моей стороны, а реальность…».

Во-вторых, непосредственная ответственность за это преступление безусловно лежит и на руководстве бригады им. Ворошилова. Её командно-политический состав на тот момент был следующим:

– командир бригады Фёдор Марков,
– комиссар бригады (он же 1-й секретарь Поставского подпольного райкома КП(б)Б И.М.Евмененко,
– начальник штаба бригады – И.М.Крысов,
– начальник особого отдела бригады – С.А.Пронько.

В расположении бригады им. Ворошилова с июля 1943 года находились также и члены Вилейского подпольного обкома КП(б)Б во главе с 1 секретарём Климовым И.Ф. Областное партийное руководство скорее всего тоже имело отношение к принятию этого решения. К бригаде Маркова также был прикомандирован кадровый сотрудник НКВД с «большой земли», литовский коммунист Ёнас Вильджюнас, имевший псевдонимы «Товарищ Бер» и «Дядя Ваня». Скорее всего на совещании этих «товарищей» и была решена судьба десятков невинных людей.

26 августа 1943 года польские офицеры были приглашены в штаб бригады им. Ворошилова, якобы для согласования плана по совместному нападению на немецкий гарнизон в Мяделе. Это не вызвало подозрений, так как ранее, в устной беседе, Бужинский и Марков об этом договаривались. Когда же прибывшие поляки склонились в землянке над картой, то неожиданно были обезоружены и арестованы. В это время силами бригады им. Ворошилова, а так же приданными ей для усиления отрядами из других бригад, плотным кольцом были окружены обе польские базы.

В операции по разоружению отряда «Burza» принимал участие и еврейский партизанский отряд «Месть», незадолго перед этим созданный и вошедший в состав бригады Маркова. Командиром «Мести» был Бутинас (Бума Боярский), литовский еврей, парашютист, заброшенный в лес с «большой земли». (По другим источникам «Бутинас» – это Зэрах Раговский). На Интернет - сайте «Союз», Белорусского землячества в Израиле, была опубликована статья Р. Корчак «На берегах озера Нарочь», в которой говорится, что: «... время от времени бойцы Мести ходили на боевые задания, и ещё до того, как вооружение пополнили последние прибывшие из гетто группы, отряд принял участие в операции всей бригады против польских националистов».

Благодаря упоминавшейся системе паролей, советским партизанам удалось беспрепятственно подойти, а затем и обезоружить польских часовых. Превосходство в силе у промосковских партизан было подавляющим. Сыграл свою роль и фактор неожиданности. Никто не ждал такого коварства от союзников, поэтому застигнутые врасплох поляки стали складывать оружие, чисткой которого они в тот момент как раз занимались. Только партизан «Brzózka» (Францишек Шурпицкий), не желая сдаваться, подорвал себя гранатой. Ещё несколько человек попытались убежать через болото, но провалились в трясину так, что потом их еле оттуда вытащили. Удалось уйти через топи только «Коронацкому» и «Альфонсу». Ещё один "кмицицовец" зарылся в кучу мха, который был приготовлен для утепления землянок, а когда стемнело, то незаметно ушёл с территории базы. Остальным приказали поднять руки и сесть на землю.

После этого началось мародёрство. У безоружных АКовцев отбирали часы, деньги, портсигары, сапоги. Забирали всё то, что советским партизанам казалось ценным. С некоторых пленных сняли даже штаны, оставив их в одном исподнем белье.

Эдвард Писарчик «Wołodyjowski» вспоминал: «...Наконец последовала команда встать, опустить руки и построиться в две шеренги. Появился Марков, который стал говорить речь на русском языке. Кто то из наших его прервал и сказал, что мы поляки и не понимаем, что он говорит. Тогда Марков сказал: «Mogę do was mówić po polsku...». Далее он говорил уже по-польски, которым прекрасно владел как бывший польский гражданин: «Вы теперь можете ничего не бояться, никому из вас я не причиню зла. Даю вам офицерское слово чести».

Ежи Лэйковский запомнил это обещание Маркова несколько по-другому: «Даю вам слово советского офицера, слово чести, что мы никого не обидим, никого не расстреляем...». Чего стоило «слово чести» Ф.Маркова, показали дальнейшие события, но об этом чуть позже.

В своей речи Марков объявил, что теперь поляки будут подчиняться ему, и вольются в создаваемый «польский» отряд имени Бартоша Гловацкого. Командиром этого отряда был назначен Винцэнты Мрачковский "Zapora", уроженец Браславского повета, широкоплечий крестьянин высокого роста, носивший усы «по старопольски», а комиссаром – еврей Морецкий, одетый в форму казака и от этого выглядевший комично.

Мрачковского Марков почему то представил как «капитана», хотя на самом деле он в 30-е годы служил в полку лёгкой артиллерии в Новой Вилейке, в звании плютонового (подофицерское звание), и был уволен из Польской армии за пьянство. Перспектива служить под началом пьяницы и предателя Мрачковского вызвала недовольство у всех поляков. Хотя, вполне возможно, что человеком он был и неплохим, просто не ту сторону выбрал. Е.Лэйковский вспоминал, что когда его после допроса определили в «расстрельную» группу, он обратился к Мрачковскому, чтобы тот забрал его к себе в отряд, на что тот грустно ответил: «Я бы вас всех отсюда забрал, но мне не разрешают взять ни одного человека». Позже партизаны из 5-й бригады АК расстреляют Мрачковского как предателя, за измену Родине.

После этого начался фарс под названием "следствие", которое проводил упоминавшийся уже "дядя Ваня"- кадровый сотрудник НКВД литовский коммунист Ёнас Вильджюнас, и начальник разведки бригады им. Ворошилова Н.К.Осененко. По свидетельству выживших, на некоторых допросах присутствовал и сам Марков.

Вот что об этом вспоминала бывшая партизанка АК Лидия Львова: «...политрук, литовец, говоривший по-русски (Ёнас Вильджюнас. Авт.), вызвал меня на допрос. Велел рассказать о моей жизни. «Ты русская, — говорит, — переходи к нам». А я ответила ему, что для меня это чужое и что я останусь с поляками. И подписала это. Меня отвели в землянку, в которой сидел «Kmicic» и какой-то молодой парень, говоривший по-польски с белорусским акцентом. Он очень тяжело переносил заключение, бросался на землю, к выходу. В конце концов ему как-то удалось открыть дверь, и сразу началась страшная стрельба. Советские стреляли по нам, в нашу землянку; пыль, щепки, что-то сыпалось. Кмициц велел мне лечь на землю, и я только слышала голос того паренька: «За что вы меня убиваете?!» Погиб. Стрельба окончилась, мы остались вдвоем с «Кмицицем». Он мне сказал, что с ним ведут переговоры, а если не придут к соглашению, то его отправят в Москву. Так ему заявили. Потом пришли за Кмицицем и приказали идти. Он набросил шинель и вышел. Не вернулся...». Возможно, что Лидия Львова была последней, кто видел А. Бужыньского живым. 

По окончании «следствия» людей разделили на две группы. 50 человек, вместе с офицерами, куда то увели и расстреляли. Бывший АКовец Фабиан Варашкевич, ссылаясь на советского партизана Боровко, утверждал, что некоторых, например Буйко, Кухаро и Бернатовича, на самом деле не расстреляли а закололи штыками. Якобы кто-то из них напомнил, что Марков давал «слово офицера» никого не расстреливать, и поэтому таким вот изуверским образом слово «офицера» было формально соблюдено.

Эдвард Писарчик утверждал, что на польской базе появилась группа людей, одетых в униформу НКВД (видимо, одним из них был Ёнас Вильджюнас): «Они ходили между нами и показывали пальцем, кто должен встать. Образовались две группы людей, одну из которых вывели с территории базы в лес, откуда вскоре послышались далёкие, приглушённые выстрелы. Продолжалось это до вечера. Оставшиеся сидели в большом напряжении и ждали, приговорят их или нет». В другом интервью Эдвард Писарчик сказал, что командир отряда Кмициц не был расстрелян, а что его якобы привязали к дереву и жестоко избивали до тех пор, пока он не умер.

Известный польский историк Здислав Винницкий утверждал, что расстрелом поляков руководил Ёнас Вильджюнас, а исполнителями были партизаны из так называемого литовского взвода бригады Маркова. Экзекуцию проводили на хозяйственной базе «Бури» (база Б).

Около 80 рядовых партизан отпустили без оружия по домам, а 70 принудительно включили в так называемый «польский» отряд им. Бартоша Гловацкого, в составе бригады Маркова. Этих людей вооружили старыми, частично неисправными и ржавыми винтовками, выдав всего по 5 патронов на ствол. С этого момента поляки использовали любую возможность, чтобы убежать из отряда.

Каждый раз, когда очередную группу бывших АКовцев отправляли на какое-нибудь задание, обратно на базу уже никто не возвращался. Вот что об этом вспоминал бывший партизан Эдвард Писарчик «Wołodyjowski»: «...На базу мы решили не возвращаться. «Akacja» (Ян Курсевич) предложил двигаться в направлении Свири и в его окрестностях заново создать польский отряд. Мы сразу же согласились...».

Ежи Лэйковский, который с группой товарищей покинул базу, вспоминал, что деревня в которой они задержались, называлась Бураки (Поставский повет). Зайдя в один из домов, поляки застали там только маленькую девочку и попросили её позвать маму: «Прошло, может пол часа, заходит в дом женщина и с порога спрашивает – васильки или зелёные? Если «зелёные», то буду разговаривать, а если «васильки», то в моём доме для вас нет места – идите вон! Оказалось, что «васильки» – это те, которые остались на базе и подчинены «Запоре», а через него Ванде Василевской в Москве. А «зелёные», это те, которые убежали от Маркова и скрываются теперь на территории. Ясь Доманевский на это ответил, что мы уже «зелёные» [...]. Женщина дала нам хлеба, сыр и мёд».

Для предупреждения побегов и устрашения ещё остававшихся на базе поляков, по приказу Маркова расстреляли ещё 30 человек, а остальных распределили по другим отрядам бригады, ликвидировав таким образом «польский» отряд.

Фабиан Варашкевич рассказывал: «Не прошло и десяти дней, как так называемый «польский» отряд разоружили и меня включили в состав советского отряда «Истребитель». Вскоре немцы начали облаву, и местный проводник вывел нас через болота к Жодишкам. Я тогда заболел чесоткой и, обратившись к командиру, говорю – «смотрите, всё тело расчесал», а он мне в ответ: «давай, раздевайся». Посмотрел и говорит: «Да, в отряде я тебя такого оставить не могу, поэтому вынужден расстрелять». Я попросил у него разрешения помолиться перед расстрелом и когда закончил, то командир вдруг говорит: «Вставай, у тебя есть где спрятаться и подлечиться?». Я ему говорю, что сестра в Литве живёт. Тогда он выдал мне справку-пропуск и я пошёл к сестре».

Хенрик Гловацкий. Фрагмент фото.
После того, как был разоружён отряд АК «Burza», Марков приказал задержать главу польского подполья из д. Людвиново – Юзэфа Сороку (псевдоним „Siwy”), а так же ещё нескольких членов подполья из других деревень, сведения о которых были получены во время допросов: Климовича из Кобыльника, Хенрика Гловацкого из Купа (см.фото), Барковского из Неслучи, Кухаро, Ромецько, Тарасевича, Томашевского …, которых доставили на базу и там казнили. Правда, тут не всё прошло гладко. Прибывшие в деревню Фалевичи, чтобы задержать там Юзэфа Русака, советские партизаны встретили вооружённое сопротивление, в результате которого один из них получил огнестрельное ранение, а Ю.Русак скрылся.

Нужно отметить, что конспиративная сеть АК на Поставщине существовала практически в каждом населённом пункте, где жили хотя бы несколько польских семей. Хенрик Жебровский, автор «Monografii wsi Michnicze» пишет, что: «В Михничах у нас была достаточно многочисленная, законспирированная группа АК, подчинявшвяся «Кмицицу». Нашим руководителем был подпоручик Бернатович из Гогова, а его заместителями ст. сержант Пётр Буйко и Константы Кугара. Были приведены к присяге почти все молодые парни из Михнич и окрестностей. [...] Поздним летом 1943 года, после ликвидации отряда «Кмицица», советы начали ликвидировать сеть АК на нашей территории. Арестовали и расстреляли наших руководителей: подпоручика Бернатовича, ст. сержанта П. Буйко, К.Кугару, и других подофицеров. Мы все тогда прятались...».

Разоружение и расстрел бойцов отряда АК было отмечено руководством бригады им. Ворошилова большой пьянкой. Вот что об этом вспоминал выживший АКовец Антони Рымша «Maks», которого принудительно включили в так называемый «польский» отряд им. Бартоша Гловацкого: «На расстоянии нескольких метров находилось несколько землянок. Открывается одна и из неё выходит группа людей, все пьяные. Дергачёв кричит: «я вам всем покажу, я вас всех научу, я представитель Красной армии»! Остальные его обступили и пытались успокоить: «тише, тише ты», попытались вернуть обратно в землянку, в которой находился Марков. Как я понял, пьяная ссора произошла между Марковым и Дергачёвым. В это время от группы отделился «Запора», подошёл ко мне и говорит, что сегодня здесь не с кем разговаривать, все пьяные...».

Нужно отметить, что знамя отряда АК «Burza» марковцам захватить не удалось. Незадолго до трагедии А.Бужыньский передал его на хранение члену подполья Юзэфу Сороке «Siwy». Узнав о расстреле партизан и о смерти мужа, жена Юзэфа достала знамя из тайника, и вместе с тремя дочерьми ночью бежала в Поставы, а оттуда на поезде в Вильно. После войны знамя отряда «Burza» оказалось во Вроцлаве, и бесследно исчезло уже в начале 90-х.

Разоружения и расстрела избежали несколько десятков польских партизан, которые в это время находились на заданиях или на лечении. Их собрал вокруг себя ротмистр Зыгмунт Шэндзеляж «Łupaszko», которого комендант Виленского округа АК полковник Кжижановский «Wilk» назначил вместо «Kmicica». «Łupaszko» прибыл в окрестности Нарочи всего через несколько дней после разыгравшихся там трагических событий. Недалеко от Свири он встретил партизана, которому удалось бежать от марковцев. Этот партизан и рассказал ему о произошедшей трагедии. В окрестностях Свири Зыгмунт Шэндзеляж начал формировать 5-ю бригаду АК, которую в исторической литературе иногда называют также "Бригадой смерти". Её костяк составили уцелевшие бойцы из отряда «Кмицица».

Вот как описывал встречу З. Шэндзеляжем Эдвард Писарчик «Wołodyjowski»: «...из амбара вышел высокий, стройный мужчина в кавалерийских сапогах с острогами. Его лицо, с небольшими усами, выглядело мужественным, а взгляд был острым. Чувствовалось, что перед нами стоит энергичный и способный офицер. Мы вытянулись по стойке смирно. «Akacja» (Ян Курсевич) доложил о прибытии группы беглецов из базы Кмицица. «Лупашко» долго стоял перед нами, внимательно заглядывая в глаза каждому. Через некоторое время он сказал: «Я офицер, командир отряда, принимаю вас к себе и надеюсь, что совместными силами мы будем бороться за Польшу с нашими врагами. Запомните, что на вас ещё лежит долг отомстить за смерть своих товарищей...».

С этого момента у советских партизан появился ещё один враг. Самой первой боевой операцией, которую провели бойцы новой бригады АК, была засада на советских партизан, в результате которой те потеряли только убитыми около 30 человек. Но это уже другая история…

В 1992 году во дворе костёла в Кабыльнике (переименованного в д. Нарочь) члены Вроцлавской Стражи Польских Могил на Востоке почтили расстрелянных АКовцев стальным крестом с прикреплённой к нему табличкой на польском языке.

Справка: Поручик Антони Бужинский «Kmicic» посмертно награждён золотым крестом заслуги, с мечами. Точное место захоронения 80 казнённых польских партизан неизвестно до сих пор, а именем их убийцы – Фёдора Маркова, названы улицы в Лынтупах, Поставах, Вилейке и некоторых других городах и местечках Беларуси. В Поставах, на главной площади города, этому палачу в 1988 году был установлен бюст (скульптор И.В.Казак).

Использованные источники:
«Mord nad Naroczą». Prof. Dr. hab. Leszek Bednarczuk. Niezależna gazeta polska «Nowe Państwo» „Basia” znad Naroczy”, публикации сайтов «Kresy. Pl», «Союз» (ст. Ружки Корчак «На берегах озера Нарочь»), «Żołnierze wyklęci», «Wilnoteka», polski portal na Litwie, artykuł „Z Ziemią Wileńską nigdy się nie rozstali”, «Nasza Histojia» – Sztandary bojowe oddziałów partyzanckich Armii Krajowej Ziemi Wileńskiej i Nowogródzkiej, и другие.

Группа бывших "кмицицовцев", партизан из 5-й Бригады Виленского округа АК. Снимок сделан предположительно осенью 1943 года. Второй слева – это «Budzik» (Блажевич), один из авторов плана и участник нападения на вражеский гарнизон в Дуниловичах, Поставского района. Позже он погибнет в бою с немцами под Ворзянами.
Фёдор Марков
Ёнас Вильджюнас
Примерное место расположения основной базы отряда АК "Burza"


Песня 5-й бригады АК «Na znojną walkę». Некоторые приписывают авторство этой песни бывшему «Кмицицовцу» и жителю Дунилович (Поставский р-н) Хенрику Расевичу, пс. «Kim».

 

4.06.2014

Визит Виленского воеводы В. Рачкевича в Поставы

Владыслав Рачкевич (Władysław Raczkiewicz)
В мае 1927 года Виленский воевода Владыслав Рачкевич совершил рабочую поездку в Поставский повет. Воеводу сопровождали чиновники его администрации. 16 мая он посетил Мядельскую гмину, а на следующий день Груздово. В Лучае воевода проинспектировал Сельскохозяйственную школу, после чего принял участие в Богослужении в местном костёле Св.Тадэуша.

В гмине Воропаево Рачкевич обратил внимание на плохое состояние дорог и на отсутствие в местном участке полиции специального помещения для содержания задержанных лиц. В Дуниловичи с проверкой отправился начальник воеводского отдела безопасности Стэфан Киртиклис, который проинспектировал там участок полиции и правление гмины (Киртиклис в 1930-1931г. станет Виленским воеводой).

Прибывшие вместе с Рачкевичем чиновники проверили работу всех гминных администраций. Результаты были доложены воеводе, что помогло ему составить представление о существующих в Поставском повете проблемах.

По прибытии высокопоставленных лиц в Поставы, там состоялась конференция, в ходе которой были намечены пути решения ряда проблем, в том числе и по жилью для служащих староства. Для решения этого вопроса, воевода предложил учредить жилищный кооператив. Он так же обратил внимание присутствующих на то, что участие чиновников поветовой администрации в культурных мероприятиях, в физическом воспитании молодёжи, а так же в общественных работах, должно стать обязательным. По окончании конференции в Народном Доме Поставского отделения Польской Матери Школьной (Polska Macierz Szkolna), что на бывшей ул. Заречной, воеводу приветствовал председатель правления Поставского отделения этой культурно-просветительской организации – Юзэф Кэнстович.

После приветственной речи Кэнстовича, слово взял воевода В.Рачкевич. Он поблагодарил за тёплые слова, сказанные в свой адрес, и подчеркнул, что необходимо упорно трудиться, чтобы повысить вес и значение Поставского повета в экономической и культурной жизни всего Виленского воеводства. По окончании конференции присутствующие лица приняли участие в торжественном полднике, после которого воевода провёл рабочую беседу с Поставским поветовым старостой Виктором Недзьвецким. Члены комиссии огласили результаты проверки и поделились своими наблюдениями. Воевода сразу же отдал несколько распоряжений В.Недзьвецкому, направленных на устранение выявленных недостатков.

Затем Рачкевич принял председателя Поставской поветовой организации осадников – Кауфмана, который попросил помощи в ускорении процедуры оформления актов за землю (akt nadawczy), и в выделении кредитов на обхозяйствование полученных земельных наделов. Вечером воевода принял войта Поставской гмины, который, после доклада о состоянии дел на вверенной ему территории, высказал ряд предложений по улучшению работы гмин в целом. Рачкевич внимательно выслушал войта и обещал рассмотреть его предложения. Он так же подчеркнул, что во всех гминах приоритетом в работе на ближайшее время должна стать неустанная забота о школах, приведение в порядок дорог и попечение о санитарном состоянии местечек и деревень.

Воевода так же указал на то, что необходимо постоянно и настойчиво работать над патриотическим воспитанием, физической и военной подготовкой молодёжи. В тех гминах, которые ещё не полностью восстановлены после войны, надо довести эту работу до конца. Находясь в Поставах, Рачкевич также принял Браславского поветового старосту Янушкевича.

Справка: Владыслав Рачкевич (Władysław Raczkiewicz), родился 28 января 1885 года в Кутаиси (Грузия), умер 6 июня 1947 г. в Великобритании. Польский политический, общественный и военный деятель, участник 1-й мировой и польско-советской войн. Министр внутренних дел в 4-х правительствах 2-й РП, воевода Новогрудский (1921-1924), Виленский (1926-1931), сенатор и маршал сената (1930-1935), Краковский воевода (1935), Поморский воевода (1936-1939), Президент Всемирного Союза Поляков (1934-1939), Президент РП в изгнании (1939-1947).

По материалам газеты «Słowo» за 1927 год.

Почтовая марка с изображением В.Рачкевича

Поставская авиашкола

Самолёт Р-5
1 сентября 1939 года немецкие войска вторглись в Польшу, началась 2-я мировая война. 17 сентября, согласно ранее подписанному договору с Гитлером, в спину сражающейся Польше ударил Советский Союз. В течение нескольких дней восточные воеводства 2-й Речи Посполитой были оккупированы и присоединены к СССР. 

Чтобы закрепиться на захваченной территории, Советское руководство буквально нашпиговало "Западную Белоруссию" многочисленными военными гарнизонами и базами.
Очевидец тех событий Ян Виленец вспоминал, что зимой 1940 года дороги шумели от проезжавших по ним советских «механизированных войсковых колонн и конных обозов…». В Поставах и окрестностях тоже было размещено несколько военных объектов, в том числе, с лета 1940г., авиашкола пилотов бомбардировщиков (ВАШП).

Школа размещалась в прекрасно оборудованных казармах ранее стоявшего там польского 23-го полка Гродненских уланов. Начальником Поставской авиашколы был назначен полковник ВВС Вячеслав Арсеньевич Тимофеев. Преподавателями служили лётчики-инструкторы М. С. Савицкий, В. М. Резаев, А. Д. Перелет, В. В. Елиферов, А. Я. Якимов, 3. П. Медведев, В. Н. Дмитриев, Я. Н. Шашлов и другие.  Школа «сидела» на 3-х аэродромах. Основной находился в Поставах (в стадии строительства), а полевые в Михалишках и, предположительно, в Кобыльнике, на бывшем полевом аэродроме польских ВВС.

Бывший курсант школы Юрий Афанасьев вспоминал, что в Михалишках находились 20 самолётов СБ и столько же Р-5. Все аэродромы и обслуживающие их подразделения входили в состав 32-й и 100-й авиабаз 13-го района авиационного базирования. В Поставах, по состоянию на конец мая 1941 года значились управление 32-й авиабазы, 132-я ОРС управления и 137 БАО. Аэродром в Михалишках обслуживал 146-й батальон аэродромного базирования, входивший в состав 100-й авиабазы.

Другой курсант – Николай Смольский вспоминал, что школа состояла из 2-х отрядов. 1-й отряд был укомплектован солдатами срочной службы, а 2-й –  выпускниками 10-х классов школ, техникумов и студентами 1 и 2 курсов ВУЗов Москвы. Курсанты второго отряда с курсантами первого не дружили, смотрели на них немного свысока, т.к. имели другой  образовательный уровень.

Полковник Тимофеев после войны написал книгу "Товарищи лётчики", в которой довольно подробно описал события, происходившие накануне и в первые дни войны. В субботу, 21 июня 1941 года, он проверял технику пилотирования в Михалишках (ком. эскадрильи Я. К. Берзинь), затем посмотрел концерт самодеятельности и отправился на свадьбу к сослуживцу. Ночью, уже 22 июня, лёг спать, но через несколько часов его разбудил звонок: «Сквозь сон слышу звонок телефона. Беру трубку  и слышу – докладывает Заболко-Никольский (нач. штаба школы). По некоторым признакам Округ объявил учебную тревогу. Звонил в Минск, но никто не отвечает. «Сейчас иду», ответил полковник и стал собираться. В штабе выяснилось, что дежурный по школе неизвестно от кого принял сигнал тревоги. Попытка связаться с Минском оказалась неудачной и ситуация по-прежнему оставалась неясной. 

В это время в Поставы вошла колонна армейских грузовиков, которую возглавлял полковник ВВС. Он потребовал выдать ему боеприпасы, которые хранились на гарнизонных складах. Оказалось, что необходимых документов у полковника нет, возникла словесная перепалка, в ходе которой и выяснилось, что началась война. Всё же полковник Тимофеев, исполнявший также и обязанности начальника Поставского гарнизона, распорядился вскрыть склады и выдать полковнику, а это был зам. командира 12-й бомбардировочной дивизии И.В.Крупский, требуемые им боеприпасы. Загрузившись, колонна автомашин двинулась в сторону ж.д. станции Крулевщизна, где находился один из аэродромов 12-й дивизии.

Курсанты Поставской авиашколы
Хотя полковник Тимофеев и узнал от Крупского о начале войны, он почему-то не отдал приказа о рассредоточении и маскировке самолётов, что вскоре привело к многочисленным жертвам среди личного состава и потерям мат. части. Фактически Тимофеев проявил преступную халатность, повлекшую тяжкие последствия. Почему он так поступил – понять можно. Бывший курсант авиашколы Николай Смольский вспоминал: «В военное время самолёты должны быть рассредоточены по всему периметру аэродрома и замаскированы. Ничего этого, по непонятным причинам, сделано не было. Думаю, дело в том, что наш начальник училища полковник Тимофеев был стреляный воробей. Он ждал указаний сверху о рассредоточении самолетов, боясь самостоятельно принять решение. В то время за это могли посадить».

И "дождался". После полудня 22.06.1941г. по гражданской связи на имя начальника школы пришла телеграмма от заместителя командующего ВВС округа А. И. Таюрского. Её содержание было более чем странным: «Учебные полёты продолжать. Фашистскую провокацию в расчёт не принимать». Чуть позже Таюрский сумел дозвониться до Постав и устно подтвердил свой нелепый приказ. А в это время немецкие самолёты уже бомбили аэродром школы в Михалишках. По окончании налёта оттуда дозвонился майор Берзинь (ком. эск.) и доложил, что аэродром атакован двумя эскадрильями немецких бомбардировщиков, есть потери среди личного состава и мат. части.

Подробнее о том, что произошло на аэродроме в Михалишках, рассказал бывший курсант школы Иван Коновалов: «Дело уже к вечеру. Вдруг летят бомбардировщики Хе-111, я их насчитал 24 штуки. Пошёл разговор, что это мол наши. Так мы и разговаривали, пока не завыли посыпавшиеся на нас бомбы. Этот ужасный вой заглушил все остальные звуки. Кто-то рядом крикнул: «Ложись!». Я бросился под крыло самолёта [...]. Вой, взрывы. Это очень страшно…[...]. Немцы закончили бомбометание, начали разворот, и в это время хвостовые стрелки стали обстреливать нас из пулемётов. Мне пробило скатку, но самого не зацепило. Они развернулись и ушли восвояси. Что я увидел? Вся стоянка горит. От 17-ти самолётов СБ в целости остался только один. От Р-5х ни одного. Повсюду трупы товарищей, крики, стоны раненных…. Это был шок. В этот день мы похоронили в воронках 48 человек. Тяжело раненных погрузили на машины и отправили в лазарет [...]. На другой день нас построили и повели пешком в гарнизон в Поставы…».

Начальник школы Тимофеев писал, что на аэродроме в Михалишках сгорели всего два Р-5х и один СБ, а так же несколько самолётов было повреждено. Полковник явно слукавил, видимо хотел приуменьшить свою вину за гибель людей и лучше выглядеть в глазах читателей.

Сохранились свидетельства других выживших очевидцев, которые единодушно утверждали, что в Михалишках были уничтожены практически все самолёты. Так, упоминавшийся уже курсант Николай Смольский вспоминал, что: «Горело 20-25 самолётов, остальные были уничтожены или повреждены. Позже только один СБ и один У-2 смогли взлететь. Кругом раздавались крики и стоны. Все курсанты и техники, оставшиеся невредимыми, стали вытаскивать раненых из-под горящих самолётов, которые периодически взрывались [...]. Мёртвых мы закопали на краю аэродрома, а вечером, оставшиеся около 80 человек курсантов, техников и офицеров, двинулись в путь к своим казармам (в Поставы. Авт.)». 

А вот воспоминания одного местного жителя: «Через некоторое время после бомбёжки через Михалишки потянулись грузовики с ранеными лётчиками. С кузовов автомобилей сочилась кровь и тонкими ручейками стекала на дорогу. Они уехали на ближайшую железнодорожную станцию Гудогай. Немцы вечером того же дня выбросили на станцию десант, и судьба раненых и сопровождавших их сослуживцев нам неизвестна».

Есть ещё одно свидетельство профессионального лётчика, героя Советского Союза Генриха Гофмана, тоже курсанта Поставской авиашколы. Правда, оно художественное, но всё же: «В суматохе дел никто не обратил внимания на одинокий СБ, приземлившийся на лётном поле. Пилот, пришедший на КП, обратился к старшему по званию: «Товарищ полковник! Я прилетел на ваш аэродром на боевом самолёте «СБ».
 – Откуда?, спросил полковник.
 – Из Поставской школы… нас разбомбили сегодня утром.
 – Так, так, сказал полковник и провёл рукой по лбу.
  Много людей погибло? И не дожидаясь ответа спросил – сколько самолётов у вас уничтожили?
– Все…. Только один СБ и три Р-5 уцелели.

Узнав о налёте на аэродром в Михалишках, п-к Тимофеев вылетел туда на У-2, чтобы на месте разобраться в ситуации. По пути самолёт нач. школы был атакован Ме-109, но немецкий пилот оказался неопытным, он неудачно сманеврировал и врезался в землю. Разобравшись с обстановкой в Михалишках и отдав  необходимые указания, Тимофеев вернулся в Поставы, где его ждала шифровка из Москвы: предписывалось эвакуировать школу в Оршу. 

Не удавалось связаться с эскадрильей майора Пещерякова в Кобыльнике (теперь Нарочь), отсутствовала связь. Бывший житель Постав Ефим Чернявский вспоминал: «На рассвете первого дня войны был полностью разбомблен находящийся рядом с Поставами авиагородок Кобыльники, там никто из летчиков взлететь не успел». Тимофеев, вместе с комиссаром школы Бурмаковым, отправился туда на автомобиле. Когда школьный авто подъехал к аэродрому, то из леса был обстрелян неизвестными лицами, по видимому пострадавшими от советской власти местными жителями.

Бывшая партизанка из бригады Ф. Маркова – Евдокия Никитина-Федотова вспоминая о событиях первых дней войны на Поставщине, писала: «В первые дни войны обиженные советской властью люди из-за угла, а иногда и открыто, уничтожали представителей советской власти, в том числе и членов их семей. Местные антисоветчики стреляли и в нас, серьёзно ранив в ногу и моего мужа, председателя сельсовета. Нам чудом удалось укрыться в лесу….». Видимо, кто то из местных и обстрелял автомобиль начальника авиашколы. 

Отдав распоряжение о перебазировании с рассветом следующего дня, начальник и комиссар вернулись в Поставы. 23 июня остатки Поставской авиашколы покинули свой городок и перебрались в Оршу, потом в Москву, а оттуда в Чкалов, где из остатков нескольких авиашкол была сформирована 3-я Чкаловская Военная Авиационная Школа пилотов. Отставшие курсанты и  офицеры школы, согласно сохранившимся воспоминаниям, эвакуировались на восток на поезде со станции Поставы, а частично пешком. Хотя, эвакуацией это назвать трудно, скорее это было бегство. Упоминавшийся уже Николай Смольский, вспоминал: « Днём 24 июня на  ж/д ст. Поставы прибыл паровоз и около 15 пустых вагонов и платформ…. Мы удрали буквально из-под носа приближающихся немцев, преследуемые артиллерийской стрельбой и шумом танковых моторов…. Была такая каша! Как мы бежали!».

Немцы, войдя в Поставы, посадили на ещё не достроенный школьный аэродром свои бомбардировщики. После войны Поставский аэродром был достроен и использовался как военный вплоть до 90-х годов прошлого века.


Выпускники Поставской авиашколы 1941 года, звено лейтенанта Скорнякова. Крайний слева в верхнем ряду Кулешов Алексей Александрович, 1912 г. р. Скан фото прислал его внук, Василий Московчук, большое спасибо.
На этой фотографии, сделанной 20.02.1941 года, с левой стороны выпускник (или инструктор) Поставской авиашколы, старшина Кулешов Алексей Александрович, 1912 г. р. Скан фотографии прислал его внук, Василий Московчук, большое спасибо.

Самолёт СБ (скоростной бомбардировщик)
Василий Пономарёв, бывший курсант Поставской авиашколы
Николай Смольский, бывший курсант Поставской авиашколы
Николай Коротков - бывший курсант Поставской авиашколы. Погиб во время бомбёжки 22 июня 1941 года в Михалишках 
 

4.01.2014

16-й топогеодезический отряд

Советские военные топографы
В октябре 1939 года 16-й топогеодезический отряд Красной армии вошел в подчинение отделу ВТС штаба Белорусского фронта (с 14.11.1939 г. Белорусский, a с 11.07.1940 г. Западный Особый военный округ). B соответствии с приказом заместителя начальника ГШ КА от 19.09.1940 г., отряд убыл к новому месту постоянной дислокации – в г. Поставы (бывшее Виленское воеводство оккупированной Польши).

Сохранились воспоминания бойца 16-го топогеодезического отряда Анатолия Хаеша, который писал: «…В октябре 1940 года призвали в армию пять Великолучан (Псковская обл. авт.), в том числе и нас двоих (Анатолия Хаеша и Михаила Шейдина. авт.). Из пяти новобранцев мы двое были со средним образованием, остальные окончили семилетку. Нам объявили, что зачисляемся в военно-топографический отряд. [...] Пришёл приказ, по которому нас под командой сержанта направили к месту дислокации отряда в Поставы, Вилейской области (ранее Польша). Там обмундировали и поселили на окраине города в здании гмины (нечто вроде нашего исполкома). Рядовых в отряде было человек 30, из них первогодков около двадцати. Примерно такое же соотношение призванных из Ржева.

Мы считались отдельной частью – 16-м взводом ВТО. Командир – майор В.Зуев, начальник штаба – тоже майор. В части было много сержантов-техников, офицерский состав – инженеры, взятые из резерва. Вся местность картографировалась заново. Велась её аэросъёмка и картографическая съёмка. Результаты сверялись и изготавливались карты. Лето работали на местности, но нам это плохо давалось, зимой учились в классах. Проходили курс молодого бойца. Иногда нас приглашал командир. Он сверял аэросъёмку с топографической, а мы, по его указанию, записывали: квадрат такой-то, исправить то-то, следующий квадрат – то-то. Готовили из нас топографов. Но мы с Мишей отказались, так как хотели отслужить положенные три года и поступить в институт. В основном несли караульную службу. Стояли на посту у входа в здание или охраняли склады отряда. [...]».

Начало войны, 22.06.1941 г., отряд встретил на полевых работах в приграничной полосе литовского участка советско-германской границы. Связь со штабом Западного Особого военного округа прервалась. Части Красной армии в панике отступали на восток. Большинство посыльных, посланных в отделения с приказом прекратить все работы и двигаться в г. Поставы, пропали без вести. Около полуночи с 22 на 23 июня 1941 года штабные работники, вместе с немногими прибывшими топографами, на автомобилях убыли в г. Поставы, где планировалось собрать весь отряд и отмобилизоваться.

В 15 часов 23 июня колонна автомобилей отряда прибыла в г.Поставы, но уже вечером, в 22 часа, начальник гарнизона (полковник Тимофеев) приказал немедленно эвакуироваться из города в направлении Полоцка.

12 июля 1941 г. командир отряда майор В. Зуев докладывал начальнику ВТУ ГШ о событиях тех дней: «На машины погружены: начсостав и младший начсостав – 18 человек, красноармейцев – 43, семьи начсостава – 45, вольнонаемные и их семьи – 37, семьи 21-го топографического отряда – 5, сын пограничника – 1. Всего 149 человек. 2. Штабная документация. 3. Оружие: винтовок – 105 штук, револьверов – 18 штук. 4. Инструменты: кипрегели – 6 штук, мензулы – 6, треног – 6, теодолит – 1 (находящихся в штабе отряда). 5. Вещевое имущество. Взяли только новые сапоги, а обмундирование взято не было. Остальное имущество и все личные вещи командиров остались в складах».

24 июня 1941 года остатки отряда прибыли в Полоцк, а 25 июня в Витебск. Здесь же собирались отставшие военные топографы, красноармейцы и члены семей начсостава, которым удалось вырваться из района боевых действий. В период с 25 по 27 июня семьи начсостава отряда были эвакуированы вглубь СССР.