Партизанщина

Долгие годы всем нам рассказывали, что партизанское движение на оккупированной территории БССР во время 2-й мировой войны было всенародным, зародившимся на местах по инициативе белорусского народа. На самом деле это абсолютно не соответствует действительности, потому что противоречит историческим фактам.

Партизанское движение в Беларуси в основном организовывалось сверху, из Москвы, во исполнение совместной директивы СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 29 июня 1941 г., а также постановления ЦК ВКП(б) от 18 июля «Об организации борьбы в тылу германских войск». Непосредственное исполнение этих решений возлагалось, прежде всего, на НКВД СССР, а так же на партийно-советскую номенклатуру областного и районного уровней.

И хотя оба документа были приняты в 1941 году, говорить о сколько-нибудь серьёзной борьбе в тылу врага на территории БССР до конца 1943 года – нельзя. Заброшенные из-за линии фронта группы подготовленных НКВД диверсантов, которые пытались создавать партизанские отряды, поддержкой местного населения не пользовались, а нередко даже выдавались немцам.

Так, командир небольшого в то время партизанского отряда им. Суворова, действовавшего на Поставщине, Фёдор Марков (выпускник диверсионных курсов НКВД) докладывал в конце июня 1942 года в Москву, что на территории района: «…22 июня 1942 г. были расстреляны изменники, которые выдали в руки немцев 13 спящих партизан». «Изменники» – это местные крестьяне, сообщившие немцам о месте ночёвки партизан. Летом того же 1942 года партизаны сожгли несколько домов в деревне Куриловичи Поставского района, а жителей, заподозренных в "пособничестве врагу", расстреляли.

На первом этапе войны значительная часть жителей Беларуси, особенно Западной её части, заняли либо про-немецкую, либо нейтральную, выжидательную позицию. Так, житель д. Фалевичи, Поставского района, Юзэф Русак вспоминал, что его односельчане «в 1941 году встречали немцев с цветами».  А жители местечка Свирь, Мядельского района, для встречи немцев в июне 1941 г. даже соорудили так называемую "триумфальную арку" (есть фото. Авт). Поставчанин Станислав Юрковлянец писал, что: «Немецкое нападение на СССР, в июне 1941г., вызвало в обществе огромный энтузиазм. Все уже наелись досыта советского рая».

Ещё одна поставчанка Мария Филипёнок (Войцеховская) в интервью для цифрового архива Поморских Крэсовяков рассказала о том, как она радовалась в июне 1941 года, когда увидела, что Советская армия бежит на восток: «... Мы вышли на улицу, (в Поставах. авт.) а там движение, танки идут, автомобили, а на тех автомобилях женщины с детьми сидят и узлы с вещами. [...]. Мы спрашиваем у них, что случилось? Они отвечают, что немцы напали на Россию…. Я посмотрела на сестру, сестра на меня, и мы рассмеялись, ведь нас не вывезли в Сибирь, мы стоим здесь, а русская армия убегает и ещё свои семьи спасает, всё идёт, всё движется. Они, как увидели, что мы смеёмся, стали нам угрожать. Я говорю тогда сестре - послушай, они ещё здесь, ещё НКВД здесь, бежим домой, не будем тут стоять. Мы ушли а это войско бежало ещё несколько дней...».

Житель Дисны Эдмунд Кузинович писал в своих воспоминаниях, что «местные парни (жители Дисны. авт.) называли немецкие самолёты своими. Неприязнь к советским появилась за два года жуткого террора…».

В первые дни и недели войны в Зап. Беларуси были случаи, когда крестьяне задерживали безоружных и отставших от своих частей красноармейцев и передавали их немцам. Об этом, в частности, 29 июня 1945 года рассказывал на допросе в отделе «Смерш» Калининского проверочно-фильтрационного лагеря №140 НКВД СССР бывший рядовой 84-го отдельного саперного батальона 98-й стрелковой дивизии Е.Л.Авдеев.

Польский историк Ян Бодаковский, в своём комментарии к книге Богдана Мусяла „Sowieccy partyzanci 1941-1944. Mity i rzeczywistość”, пишет: «С 22 июня и до 20 декабря 1941 года немцы взяли в плен 3.550.639 советских военнослужащих, в том числе 15.179 офицеров. Успехам немецкой армии способствовало паническое бегство советов на восток. […]. Из Советской армии (с 22 июня и до 20 декабря 1941 года) дезертировало 90% белорусов – 1000.000 солдат. Приход немцев был встречен в Беларуси с энтузиазмом туземцев, как самими беларусами так и местными поляками. И те и другие охотно выдавали немцам большевиков».

Вот что, в первые недели войны, записал в своём дневнике Вилли Кубек, рядовой солдат немецкой танковой дивизии: «Первое, что меня поразило, это дружелюбный настрой местного населения […]. Мы не боялись никаких агрессивных актов со стороны местного населения, даже оказавшись в тылу врага, когда отправлялись в разведку […]. Не было подразделения (в дивизии. Авт.), с которым бы активно не сотрудничали добровольцы из местных жителей».

Доброжелательному отношению местного населения к немцам способствовали как предвоенные массовые репрессии и бесчеловечная экономическая политика советских властей, так и политика немецкой оккупационной администрации, которая поначалу пыталась заигрывать с белорусами: позволила открыть школы с белорусским языком обучения, белорусские учительские семинарии, вводилось некое подобие местного самоуправления, состоявшее в основном из этнических белорусов, создавалась «белорусская» полиция и т.п.

Зимой 1941/1942 гг. в ряде районов Западной Беларуси (в частности – на Виленщине) немцы объявили сбор лыж и тёплых вещей (тулупов) для своей армии. По воспоминаниям одной жительницы Поставского района, с которой мне в своё время удалось побеседовать, многие люди добровольно сдавали вещи, т.к. «никто не хотел возвращения советов». Каждому сдавшему лыжи или тулуп, выдавалась справка. Позже предъявителей таких справок немцы освобождали от принудительной отправки на работы в Германию, т.к. эти люди считались «лояльными».

Вместе с тем стали шириться и репрессии, прежде всего против еврейского, а затем и польского населения, исторических соседей белорусов. Видя это, белорусы стали задумываться, а не станут ли они следующими жертвами. Кроме того, немецкая оккупационная администрация стала вводить высокие нормы поставок продовольствия для западно-белорусских крестьян-единоличников, обязательную трудовую повинность, практиковалась принудительная отправка людей на работы в Германию. Всё это привело к тому, что постепенно настроения в обществе стали меняться не в пользу немцев.

В 1942 году в Западную Беларусь начали приходить эшелоны из России с эвакуируемым из прифронтовых районов гражданским населением, которое оккупанты принудительно расселяли по домам местных жителей. Одна из эвакуированных, жительница Смоленской области Зинаида Крупенникова вспоминала: «В 1943 году, осенью, нас привезли в Поставы. Там поначалу разместили в здании школы. Навсегда запомнила, как нас кормили молочным супом. К тому времени мы уже забыли вкус нормальной еды…».

Другая эвакуированная россиянка, Надежда Щёлокова, бывшая жительница Ярцевского района Смоленской области, рассказывала: «…В городе Поставы всех выгнали из вагонов и отправили в баню. Люди испугались, все знали про газовые камеры. Стали прощаться. Плач, стенания, кошмар. Но обошлось. Нас действительно помыли, одежду прожарили и повезли дальше. Следующая остановка была в городке Шарковщина. Поезд встал посреди поля, и всех выпустили на волю […] нас отдали польским панам в батрачество…».

На сайте российской газеты «Гудок» были опубликованы воспоминания ещё одного жителя Смоленской области – Фёдора Фокина, где он пишет: «...Весной 1943 года нас снова погрузили в вагоны, закрутили проволокой и через несколько суток доставили на станцию Поставы. Там разместили в каком-то большом здании. Из деревень привезли еды, мы немного поели, потом всех семьями развезли в деревни...».

Вместе с женщинами и детьми, из России привозили также юношей 16-17 лет, мужчин старше 50 лет, многие из которых вскоре стали уходить в лес и пополнять там пока ещё малочисленные партизанские отряды, организуемые заброшенными из-за линии фронта сотрудниками НКВД и местной, находившейся на нелегальном положении, партийно-советской номенклатурой.

Ещё одним источником пополнения живой силы создаваемых партизанских отрядов были так называемые «окруженцы», солдаты и офицеры разбитых в 1941 году частей Красной Армии, которые осели в Беларуси в основном в качестве наёмных работников. С появлением первых партизанских отрядов многие из них подались в лес.

Так как Москва постоянно требовала от ЦШПД (Центральный Штаб Партизанского Движения) массовости партизанского движения, то в «лесные мстители» стали принимать даже перебежчиков, бывших советских военнопленных, которые успели послужить у немцев в качестве полицаев. Например, ели верить историку Борису Соколову, командир партизанского отряда Астрейко, из бригады Марченко, прежде чем возглавить отряд, успел в качестве начальника полиции (или помощника начальника), поучаствовать в «окончательном решении еврейского вопроса». Перебежчикам давали возможность с оружием в руках «искупить свою вину перед Родиной».

И, наконец, партизанами в Беларуси широко использовалась массовая принудительная «мобилизация» в свои отряды. На практике это выглядело так: группа вооружённых людей из леса приходила в деревню и уводила с собой всех молодых мужчин, тех, кто не успел спрятаться. Отказаться было невозможно, так как за это могли расстрелять на месте. Как правило, принудительно мобилизованные местные жители находились в отрядах на рядовых должностях, в то время как бывшие партийно-советские функционеры, сотрудники НКВД и бывшие офицеры РККА занимали командные должности разных уровней.

Основным занятием многих, если не большинства, партизанских отрядов в Беларуси была вовсе не борьба с оккупантами, а устрашение и откровенный террор против местного населения, чтобы люди боялись сотрудничать с немцами. Террор советских партизан в отношении местного населения, как по масштабам, так и по жестокости, был вполне сопоставим с террором нацистов.

Во вторую очередь партизаны воевали с колаборантскими формированиями – полицаями, отрядами самоаховы, власовцами и т.п., так как прекрасно понимали, что это более слабый противник, чем регулярные немецкие части. В августе 1942 года представитель ЦШПД Шкорский докладывал начальнику ЦШПД П.Пономаренко: «Наши командиры болеют одной плохой и нездоровой болезнью. Это боязнь, что при нападении на немецкие гарнизоны, партизаны будут нести большие потери [...]. Если и нападут, то уж после этого будут отдыхать месяц и разговаривать полтора...».

В письме от 10.01.1943г представителя ЦК КП(б)У И.Сыромолотного члену политбюро ЦК КП(б)У Л.Корнийцу и начальнику УШПД Строкачу о результатах «Сталинского рейда» Сумского партизанского соединения, говорится: «Очень много отрядов, с которыми мы установили связь, это белорусские партизаны, причём многочисленные, имеющие в своём составе по нескольку тысяч человек. К таким отрядам относятся отряды Капусты, Комара, Куликовского, Кравченко, Болотина и др. [...]. Все отряды – пассивно действующая толпа. [...]. Противника боятся. Живут эти отряды за счёт населения. [...]. Население ропщет на эти отряды, т.к. они съедают всё лучшее, берут одежду, обувь. Пользы от этих отрядов ни на грош [...]».

Что же касается Поставского района БССР, то там постоянно или эпизодически оперировали следующие партизанские соединения: бригада имени К.Е.Ворошилова, 1-я Антифашистская бригада, бригады имени Н.Ф.Гастелло и им. К.К.Рокоссовского. А также ряд других, более мелких отрядов и групп, в т.ч. заброшенные из-за линии фронта советские армейские разведывательно-диверсионные группы, как, например «Альфа», командир К.Соснов.

Наиболее крупным соединением не только на Поставщине, но и во всей Северо-Западной Беларуси, являлась бригада им. К.Ворошилова, которой командовал упоминавшийся уже выше Фёдор Марков, окончивший в июле 1941г. курсы диверсантов НКВД. Позже он получит звезду "Героя Советского Союза" и звание полковника.

Прибыв в Поставский район, Марков установил контакты с местным партийно-советским активом, который находился на нелегальном положении и практически бездействовал. К маю 1942 года, на базе его группы был создан отряд им. Суворова, а уже в ноябре 1942г., в Смыцком лесу, на основе отрядов им. Суворова и Истребитель, была сформирована бригада им. Ворошилова, которую Марков и возглавил. Бригада действовала в основном на территории нынешних Поставского, Мядельского и отчасти Свенцянского (Литва) районов. Иногда, для проведения операций, партизаны Маркова проникали в Островецкий, Сморгонский, Кривичский и Глубокский районы.

Михаил Пинчук, автор книги «Советские партизаны. Мифы и реальность», пишет: «С мая 1942 года он (Марков. Авт.) командовал партизанским отрядом имени А. В. Суворова, в ноябре того же года стал командиром партизанской бригады имени К.В. Ворошилова. За отрядом и бригадой тянется длинный шлейф преступлений, совершенных против гражданского населения, а также в отношении польских партизан».

Мечислав Яцкевич, в статье «Трагический 1944-й год», размещённой в интернет-газете «Gazeta Wschodnia», пишет: «Наступил 1944 год, который оказался для жителей Кемелишек (Островецкий район РБ) трагическим и кровавым. [...]. Партизаны Фёдора Маркова проявляли всё большую активность, совершая так называемые рейды далеко за окрестности Мяделя: под Свирь и дальше, до границы с Литвой.

И вот 1 марта 1944 года ночью нас разбудила стрельба. Мы все втроём (отчим, мать и сам М.Яцкевич. Авт.) легли на пол в доме. Через минуту раздался стук в дверь и крик по-русски: «Открывай! Открывай, так твою мать!». Отчим Макевич открыл дверь и в дом ввалились трое вооружённых бандитов, к которым вскоре присоединилась молодая женщина с автоматом. – Всем лечь! – приказал один из них. Мы легли на пол в спальне, около стены. В это время бандиты стали шарить по дому. Из комода вытащили постельное бельё, покрывала и вышивки, забрали даже мамины платья.

Потом вошли в спальню, приказали встать и обыскали меня и Макевича, но ничего не нашли. Один из них стал обыскивать маму, нащупал золотые часы отца, которые она прятала в узелке за пазухой, и мешочек с золотыми царскими рублями «на чёрный день». Советский бандит забрал часы и золотые монеты. Забрали всё, что им понравилось, а перед уходом один из них пригрозил: «Молчи старик, а то прикончу, порешу тебя!». С улицы по-прежнему были слышны выстрелы. Мы в страхе пролежали на полу наверно больше часа, и только когда всё стихло, Макевич вышел во двор. Уже никого не было [...]. Партизаны Ф.Маркова ограбили всё местечко [...]».

Другой свидетель бандитского налёта партизан Маркова на Кемелишки – Антон Раковский, вспоминал: «Бандиты Фёдора Маркова проникли в Кемелишки. [...] Они вывезли оттуда на подводах много разных вещей. Партизаны грабили, брали всё подряд. Забирали личные вещи, бельё, посуду, продукты питания, всё, что попадалось им под руку...».

Житель Поставского района Хенрик Жебровский в своей «Monografii wsi Michnicze» писал: «Период конца 1943 и начало 1944 года был ужасным. Немцы уже редко заходили к нам [...], да и то большими группами. Зато партизаны являлись каждый день. Именно тот период называли «периодом бандитизма». Пьяные, безнаказанные партизаны почти каждый день делали ревизии, якобы искали у нас немцев, и при этом забирали всё, что им нравилось. Они называли это «бомбёжкой». После таких «бомбёжек» долго нужно было наводить в доме порядок. Партизаны избегали столкновений с немцами, зато были очень боевыми в деревенских дворах и сарайчиках. Мало скота осталось после немцев. Партизаны позабирали последних коров и постоянно требовали самогонки, видимо имели такую жажду, которую никак не могли утолить...».

Автор книги «Los człowieka» Юзэф Толканович писал: «Зима 1943 года была исключительно суровой. Изголодавшиеся громады советских партизан грабили окрестные деревни безжалостно. Люди стали закапывать продовольствие в землю. Забирали тулупы и бельё. В хлевах убивали и увозили в лес домашний скот. Партизаны взрывали и сжигали все большие и каменные строения, которые немцы могли использовать для расквартирования своих гарнизонов. По ночам зарево пожаров освещало весь горизонт». А ведь каменные строения в то время – это, в основном, памятники архитектуры, представлявшие историческую ценность: дворцы, имения, административные здания, вину за уничтожение которых после войны огульно свалили на немцев.

Каетан Рожновский, бывший польский чиновник, во время войны какое-то время проживал в Новополье, Поставского района. Позже он написал в своих воспоминаниях: «В окрестностях Новополья, из-за набегов Советских партизан, было неспокойно. Их отряды оперировали на территории Поставского повета, где было много лесов, ранее принадлежавших графу Пжездецкому. Следует заметить, что деятельность партизан состояла главным образом в ликвидации поляков и зажиточных крестьян. Боевые операции против немцев были незначительными [...].

В окрестностях Новополья Советские партизаны совершили много убийств людей польского происхождения, как бывших чиновников, так и простых крестьян». [...]. «Когда я быстрым шагом шёл по улице деревни Дзеннишки, то меня остановили местные женщины и стали просить, чтобы я сообщил в немецкую комендатуру о нашествии партизан на их деревню. Я этого делать не стал, потому что уже темнело, а до Дунилович было около 8 км». [...]. Почти всю ночь со стороны Дзеннишек были слышны выстрелы. На утро вся округа знала, что там побывали люди «Гриши». Гриша, это Григорий Крюков, командир отряда «Грозный» из бригады Ф.Маркова.

На одном из польских сайтов некий Шимон Бахир пишет: «Помню со времён оккупации, как одна женщина просила моего отца, чтобы он сообщил в немецкую комендатуру в Воропаеве, что лесные (партизаны. Авт.) деревню за речкой грабят. Когда приехали немцы, то дома уже горели, а изнасилованные женщины и дети плакали».

Преступления советских партизан в отношении поляков в Западных областях БССР – это вообще отдельная тема, требующая пристального внимания и документирования со стороны Польского Института Народной Памяти (IPN). Поскольку все поляки априори считались «антисоветчиками», то партизаны особенно с ними не церемонились, убивали как поодиночке, так и целыми семьями. Убивали просто так: показалось, например, что косо посмотрел, что ответил не так или самогонки не дал – вот и «причина». Многие поляки в панике покидали свои дома и бежали в города, под защиту немецких гарнизонов, хотя и там, порой, было не лучше. В деревнях со смешанным белорусско-польским населением, свои снабженческие операции, т.н. «бомбёжки», партизаны старались проводить преимущественно за счёт именно польских крестьян.

Францишек Драгун, поляк, бывший житель д. Руда Поставского района, вспоминал, как советские партизаны использовали его семью, в т.ч. детей, для т.н. «разминирования» подходов к железной дороге: «Большевицкие партизаны очень народ угнетали, а в особенности поляков. Приходили пьяные, всех выгоняли во двор, ставили к стене, а сами что хотели, то и забирали – даже последнюю свинью или курицу, не говоря уже о коровах и лошадях. Угрожали нам, били и издевались. Отца два раза забирали, чтобы проводил их через железную дорогу, боялись, что подходы к путям могут быть заминированы немцами или там есть засада. Отец вынужден был идти впереди, а мы (дети. Авт.) с плачем шли вслед за ним. А партизаны с безопасного расстояния наблюдали. Натерпелись мы тогда страху…».

20.06.1943г. в деревне Дроздовщина, на территории Поставского района, партизаны зверски избили, а затем застрелили католического священника, поляка Эугениуша Латэцкого. В этой же деревне партизанами были убиты ещё четверо мирных жителей-поляков. Наведались «лесные мстители» и в Задзевский костёл под Поставами, где ограбили жену органиста, забрав у неё понравившееся им женское выходное платье.

Вызывает сожаление то обстоятельство, что даже по прошествии многих десятков лет после окончания войны, у некоторых бывших партизан так и не проснулась совесть. Иначе ведь не стали бы они в своих «мемуарах» рассказывать с иронией о совершённых преступлениях, как, например, бывший красный партизан Юрий Волков, который писал: «В октябре 1943г. [...] мы оказались в непосредственной близости от ст. Лынтупы (Поставский р-н. Авт.). [...]. В моей памяти сохранился только один забавный эпизод. В одной из деревень, уже поздно ночью, мы нарвались на «wesele», т.е. свадьбу. Наше появление вызвало замешательство, все с опаской поглядывали на наше автоматическое оружие (5 автоматов). Срочно освободили места за столом.

Мы, даже не присаживаясь, подняли рюмки за счастье жениха и невесты, затем наполнили их ещё раз и заставили всех выпить «за Родину, за Сталина, и за нашу победу». После этого, закинув автоматы за спину - участвовали в танцах, как могли. Танцуя, болтали с «паненками», а сами высматривали сапоги на молодых и пожилых гостях [...]. Тут сразу столько добротных, модных, по западным вкусам, начищенных до блеска, таких желанных «бутов». Для обмена вызывали облюбованные сапоги, то есть их хозяина, во двор, где и производили «обмен» на наши старые, по возможности без шума, действуя методами «убеждений», что нам сапоги нужнее».

Проще говоря – ограбили людей, пришедших на свадьбу. Хотелось бы задать Волкову риторический вопрос – а почему у немцев сапоги не сняли? Ответ очевиден: немцев боялись как огня, нападали на них крайне редко, а грабить мирных жителей-поляков было безопасно.

И даже будучи уже глубоким старцем, Волков назвал совершённое им преступление «забавным эпизодом». А ведь согласно уголовному кодексу это «вооружённое ограбление, совершённое группой лиц по предварительному сговору». Тяжкое преступление, между прочим. В мирное время за это лет 10 лагерей получил бы.

Упоминавшийся уже житель деревни Руда Поставского района Францишек Драгун вспоминал: «…мой отец, как поляк, не один раз под стеной стоял, а большевики (партизаны. Авт.) ему смертью грозили. А он даже не дрогнул, а только спокойно им отвечал – стреляйте, а я хоть и мёртвый, всё равно поляком останусь. Такой он отважный был, и ничего с ним не случилось. Я всегда хотел быть похожим на своего отца».

Павел Марецкий, рассказывая на сайте «Историческая правда» о своих родителях, живших во время войны в д. Рожки бывшего Поставского повета, пишет: «Из рассказов отца, запомнился случай, когда партизаны попытались расстрелять моего деда. Как-то в деревню наведались партизанские соколы. Нашли немного выпивки и закуски, но показалось мало. Где взять? У Витольда Марецкого. Пошли к нему. Но дед не испугался визитеров и сказал: «У меня ничего нет. Идите отсюда». Партизаны, хлопцы «боевые», тут же вывели деда из дому, ударами прикладов поставили на колени, у стены дома. Первая очередь прошла над головой. «Анна, детей спасай, Чесь, Лена убегайте», - успел крикнуть дед...».

В конце июля 1943 года на развилке дорог Вильно-Швакшта (бывш. Поставский повет), партизаны убили местного жителя Стэфана Огинского, ветерана польско-советской войны. Убили только за то, что он оказался поляком.

Эдмунд Кузинович, житель Дисны, вспоминал: «Появление партизан ночью означало грабёж дома, доскональный обыск и изъятие одежды, обуви, продуктов, а также угрозы и вымогательства в адрес хозяев. Самыми страшными были те группы, в составе которых были женщины. Они забирали из дома всё, вплоть до иголки. Крестьяне, чтобы выжить, вынуждены были прятать своё имущество в городе, так сказать, под охраной полиции и немецкой администрации».

В конце июля 1943г., в окрестностях Мяделя, возвращающаяся из ночного патрулирования группа польских партизан Армии Краёвой (АК), которой командовал «Ostroga», наткнулась на рассвете на группу пьяных советских партизан из бригады Маркова, которые истязали молодую девушку. Вырвавшись из рук бандитов, она прыгнула в колодец. В это время её родители стояли около стены с поднятыми руками, под стволами винтовок. Увидев поляков, красные партизаны разбежались. «Ostroga» их не преследовал, потому что в то время существовала договорённость между Марковым и поляками о сотрудничестве. Наутро командир польского отряда Буря (Burza) сообщил об этом возмутительном происшествии комбригу Фёдору Маркову, который на словах пообещал покончить с бандитизмом. Родители, вместе с уцелевшей дочерью, после этого случая оставили свой дом и бежали, т.к. опасались мести со стороны советских партизан.

В том же 1943 году, в осаде Ружанполь вблизи Дунилович Поставского района, партизаны убили 2-х женщин полек, а их дом и хозяйственные постройки сожгли. Жителя деревни Мякчилы Юлиана Волковича партизаны застрелили только за то, что во время грабежа у него дома нашли листовку Армии Краёвой «Niepodległość». В Будславе партизаны без причины убили Марию Садовскую, жену доктора Садовского из Долгинова.

В Поставском районе советские партизаны повесили крестьянина Станислава Можейко, поляка, дом которого стоял на западном берегу озера Споры. Как позже рассказывала его вдова Анеля Можейко, однажды её муж пешком возвращался из Постав домой. По дороге он встретил механизированную колонну немецких войск, двигавшуюся в сторону города. Так как убегать было опасно, то Станислав сошёл на обочину дороги и стоя наблюдал за движением колонны, после чего продолжил свой путь.

Примерно через месяц, или чуть позже, к его дому верхом подъехала группа партизан. Ничего не подозревавший Станислав, в соответствии с польским обычаем (Gość w dom – Bóg w dom) вежливо предложил им отдохнуть и поесть. Подкрепившись, один из партизан попросил хозяина принести верёвку. Станислав, думая, что речь идёт об упряжи для коня, спросил: «вам потоньше или потолще?». Партизан ответил, что это, мол, без разницы. Через несколько минут Станислав Можейко был повешен в собственном саду на суку яблони. Трое его малолетних детей остались сиротами.

Позже, вдове Анеле Можейко кто-то сказал, что её мужа повесили за то, что он якобы специально пошёл на дорогу (4 км. от дома), чтобы поприветствовать немецкие войска, что было полным абсурдом и неправдой.

С некоторой долей вероятности можно предположить, что это преступление могли совершить партизаны из группы Сергея Пронько из отряда им. Суворова (бригада Ф.Маркова). Активным членом группы С.Пронько и её «комиссаром» был Кирилл Бродович, уроженец соседней деревни Шпаки, член КПЗБ с многолетним стажем, тунеядец и известный преступник, неоднократно сидевший до войны в польских тюрьмах.

Возможно, что та же самая группа партизан бесчинствовала и в доме у моей бабушки Адэли К., расположенном в нескольких километрах от дома семьи Можейко. Вот как она вспоминала одно из нашествий партизан: «Ночью в наш дом ворвались партизаны, и в грубой форме, используя нецензурные выражения, потребовали выдать им велосипед. Когда я ответила, что велосипеда у нас нет, то командир, в кожаной куртке, подпоясанный армейским ремнём, ударил меня по голове рукояткой пистолета. Кровь из раны тут же залила мне лицо. Другой партизан вытащил из винтовки шомпол, и стал бить меня по спине. После избиения начали «обыск», в результате которого, кроме продуктов питания, забрали ювелирные изделия (золотые серьги, кольца…), женское нижнее бельё и одежду, отрезы тканей для пошива женских платьев…».

Скорее всего награбленные ювелирные украшения предназначалась партизанкам-любовницам в качестве подарков. Допускаю, что в некоторых семьях потомков красных партизан и партизанок до сих пор хранятся в качестве «семейных реликвий» ювелирные украшения, которые были добыты в результате грабежей или убийств поляков. Все ныне живущие потомки советских партизан, у которых есть старинные ценные вещи, должны бы задаться вопросом, а откуда они взялись и нет ли на них человеческой крови?

В 1944 году начальник ЦШПД Пономаренко отмечал: «Есть факты неправильного подхода к девушкам – партизанкам со стороны отдельных командиров и комиссаров отрядов. В партизанской бригаде Ф.Маркова насчитывается 30 партизанок. (В июле 1944г. их было уже 116. Авт.) Учёбы с ними нет никакой. В боях участвуют только 9 человек.... Многие вышли замуж. Женился на 17-летней и сам Ф.Марков [...]. Девушки, которые вышли замуж, разлагают остальных [...]. Командование отрядов и бригады вместо того, чтобы мобилизовать женскую молодёжь на боевые дела, допустило массовые женитьбы…». Под красивым словом «женитьбы» следует понимать банальное сожительство. 

Упоминавшийся мною выше Михаил Пинчук, автор книги «Советские партизаны. Мифы и реальность», пишет: «В отряде Ф.Г. Маркова было 116 молодых женщин, причем только 9 из них имели какие-то должности. Остальные служили утехой для партизанской верхушки. На современном языке это означает, что девушки, молодые женщины должны были оказывать сексуальные услуги. Кое-что перепадало и рядовым партизанам. Сам Федор Марков совместно проживал с несовершеннолетней девушкой…».

Любопытен приказ комиссара Храпко из 37-й бригады им Пархоменко, датированный 9.06.1944г. Ниже привожу отрывок из этого приказа: «Командиру отряда им. Кирова тов. Шпрыгову, комиссару отряда тов. Тасминскому. Приказания. Несмотря на решения 5-го пленума ЦК КП (б) Белоруссии о неправильном взаимоотношении с женщинами-партизанками, находящимися в отрядах, многие командиры допускают сожительство, используя своё служебное положение. Несмотря на то, что такие командиры были предупреждены партийными собраниями, они продолжают сожительство, как, например, Дроздов, Королёв, Попов и другие.

Приказываю: «Прекратить сожительство с женщинами всем партизанам. И впредь не допускать нарушения решения высшего органа нашей партии Ленина-Сталина. Лица, допускающие это, нарушают решения вышестоящих директив и не могут нести высокое звание командира. Командиру и комиссару перевести в боевые взводы женщин, которые имеют сожительство с партизанами…».

Зимой 1943/1944 г. советские партизаны зверски убили моего деда Антона. Его схватили, когда он возвращался домой с рынка в Поставах. Труп  бросили на льду речки Мяделка, у д. Маньковичи. Чуть позже от рук партизан мог погибнуть и мой отец. Лишь благодаря чуду ему удалось избежать этой участи. Отцу тогда было всего 14 лет. Во время очередной партизанской заготовительной операции, т.н. «бомбёжки», один из пьяных партизан поставил его у сложенных в стожок дров, снял с плеча винтовку, загнал патрон в патронник, направил на отца ствол и нажал на курок. Но выстрела не последовало, произошла осечка. Партизан передёрнул затвор и снова нажал на курок. Щелчок, и опять безрезультатно. Тогда этот бандит нецензурно выругался и побежал догонять своих товарищей, которые уже уходили с награбленным добром. Всё это время моя бабушка стояла на коленях и со слезами умоляла партизана пощадить её сына.

30 апреля 1944 года советские партизаны совершили набег на имение «Worończa» в Гродненской области. Командир роты Золотов и его подчинённые зверски расправились там с польской семьёй Чарновских, в том числе и с беременной женщиной.

Ещё один очевидец военных событий, Эдвард Писарчик, вспоминал: «Советские партизаны, несмотря на их огромное количество и хорошее вооружение благодаря поставкам по воздуху, не проявляли сильного желания воевать с немцами и их союзниками, а были скорее настроены отсидеться, дождаться прихода регулярной Красной Армии. Они занимались безжалостными грабежами местных жителей. Во время ночных рейдов забирали у крестьян зерно, муку, мясо, обувь, одежду, а часто и орудия ведения домашнего хозяйства…».

Как я уже писал выше, ядро многих партизанских отрядов составляли т.н. "окруженцы", бывшие бойцы и офицеры РККА, осевшие в Беларуси, и беглые военнопленные. По воспоминаниям одного из них – Михаила Карякина, бежавшего из немецкого лагеря и позже ставшего партизаном, можно проследить, как из хорошего человека он постепенно превратился в бандита: «Через два километра я вышел в деревню Крижаки и зашёл в крайний дом. В нём жили поляки, семья Юзефа Саулевича, большая, бедная, но, как оказалось, добрая. Меня накормили картошкой и свекольником, хозяин угостил меня самосадом и оставил переночевать. [...]. В дальнейшем я так и остался в этой доброй польской деревне с замечательными людьми [...].

За зиму я освоил польский язык и их обычаи (например, здороваясь, целовать руку женщине, что было для меня очень необычно; или католические приветствия). В это время я помогал хозяину по работе, научился молотить цепом, резать сечку и т.д. [...]. У меня в Крижаках было много хороших друзей-поляков, которые мне помогали [...]. В июне 1942 года у меня рана практически зажила, я уже обходился без бинта. Надо было думать, что делать дальше…».

А дальше М.Карякин подался в лес, к советским партизанам. Вот как он вспоминал одну операцию, в которой участвовал: «…Мы решили заготовить провизию […]. Разделились на три группы, и каждая из них пошла к своему отдельно стоящему хутору. Моей группой командовал Володя, начальник разведки нашего отряда. Когда он подошел к дому и постучал, в ответ начали стрелять прямо сквозь дверь. Брошенная в ответ в дом граната не взорвалась. Единственным действенным способом заставить хозяев прекратить сопротивление остался поджог.

В ответ по нам открыли огонь с чердака. Когда дом загорелся, из окна выскочил сын хозяина, который отстреливался и убежал в лес. Из дома выбежала пожилая женщина, а потом и сам хозяин, которого кто-то из наших застрелил. У меня тогда была неудобная деревенская обувь, и я заскочил в горящий дом, поискать что-либо на замену. На печи удалось обнаружить хромовые сапоги, в которые я тут же и переобулся. В хлеве зарезали и поделили свинью, там же было около 20 коров, из которых мы выгнали пять, и направились к пункту сбора у перекрестка. По дороге заметили зарево со стороны второго хутора - значит, и его хозяин не пожелал отдать часть добра, на третьем же все обошлось без стрельбы и поджогов.

Подходим к лесу - а оттуда по нам стреляют из винтовок, по-видимому, местные мужики. Савченко, не сходя с саней, дал из автомата несколько очередей в сторону леса, и они сразу же разбежались. Идём, гоним коров дальше. [...]. После этого коров пригнали в лагерь уже без новых препятствий….».

Что же касается боевых операций, то, как я уже говорил, Советские партизаны, предпочитали нападать на те гарнизоны, которые состояли из местных полицейских или из других национальных формирований, прекрасно понимая, что это более лёгкая добыча, чем регулярные немецкие войска. Москва же постоянно требовала активизации боевых действий против немцев. Это привело к тому, что командиры отрядов и бригад стали заниматься откровенным обманом. Они в разы завышали в отчётах цифры о потерях врага, приписывали себе якобы взорванные немецкие эшелоны с боеприпасами и живой силой. Эти липовые «показатели» возможно и радовали ЦШПД, только вот немецкие составы всё шли и шли к фронту, в том числе и через территорию Беларуси.

В ходе войны ни одна оперативная перевозка Вермахта не была сорвана, и ни одна крупная операция немецких войск не началась с опозданием из-за действий партизан. Когда была начата знаменитая «рельсовая война», то предполагалось, что перевозки немцев к линии фронта либо прекратятся вообще, либо значительно сократятся. Но произошло обратное. Количество перевозок…. увеличилось.

Да, рельсы действительно взрывали, но где? Чаще всего на неиспользуемых немцами линиях, на второстепенных дорогах, на подъездных путях, в тупиках и т.д. И мосты взрывали никем не охраняемые, которыми оккупанты редко пользовались. Только взрывчатку зря переводили. В книге «Los człowieka» Юзэф Толканович писал: «…я увидел бессмысленно взорванные (партизанами. Авт.) рельсы узкоколейки, которая ранее, до войны, использовалась во время картофельного сезона, когда по ней доставляли сырьё на спиртозавод в Парафьянове».

Правда, иногда взрывали и там где надо. Но это были скорее исключения из правил. Немцы предпринимали чрезвычайные меры для защиты своих эшелонов с грузами и живой силой. Они тщательно охраняли пути, строили вдоль линий дорог дзоты, минировали подходы и проводили профилактические мероприятия. Поэтому такие подрывы производились не часто. А если и взрывали, то это лишь ненадолго вызывало остановку движения. Немцы оперативно заменяли повреждённые рельсы. Более того, как уже говорилось выше, летом 1944 года, в ожидании советского наступления, они даже смогли увеличить объём своих перевозок по ж/д к линии фронта.

Веслав Макаревич, рассказывая о своём отце – докторе Яне Макаревиче, который во время войны работал в Поставской больнице, писал: «Отец работал в больнице до первых чисел июля 1944 года, когда вынужден был эвакуироваться из Постав в направлении Вильно, на немецком воинском эшелоне…». Здесь я поясню читателям, что советские войска вошли в Поставы пятого (5) июля 1944 г. Получается, что за день или за два до этого пути на единственной в районе используемой немцами ж/д ветке Крулевщизна-Свенцяны были целыми и невредимыми. Это притом, что на территории района действовали несколько партизанских бригад и отрядов, в том числе крупная бригада Ф.Маркова. А в это время П. Пономаренко докладывал Сталину, что бригада Ф.Маркова «…на 315% выполнила план по подрыву рельсов». Сплошное очковтирательство и обман.

В первых числах июля 1944 года арьергардные бои на территории Поставского района вела отступавшая 252-я немецкая пехотная дивизия. Офицер связи 472 полка этой дивизии Армин Шэйдэрбауэр вспоминал: «Я как сумасшедший носился туда и сюда на мотоцикле по нашим подразделениям. Батальонам, расчётам штурмовых и противотанковых орудий и сапёрам я передавал приказы (…). Я должен был отыскивать их с помощью карты и зачастую полагаясь лишь на собственную интуицию…». А теперь представьте себе, одинокий мотоциклист, ездивший один по просёлочным и лесным дорогам Поставского района, ни разу не попал в засаду партизан. А ведь их, этих самых партизан, к июлю 1944г. на Поставщине были тысячи.

Порой доходило до абсурда: руководство НКГБ и Разведупра Советской Армии вынуждено было забрасывать по воздуху на оккупированную территорию БССР (в том числе и на Поставщину) диверсионно-разведывательные группы, перед которыми ставилась задача производства диверсий на железной дороге и разведка. То есть армейских разведчиков-диверсантов забрасывали в те районы, в которых якобы «активно действовали» многочисленные партизанские отряды, которые, казалось бы, сами должны были взрывать рельсы и вести разведку.

Так, в плане мероприятий от 2 июня 1943 года, 4-го отдела НКГБ СССР по организации разведывательно-диверсионной деятельности и агентурно-оперативной работы на временно оккупированной противником территории западных областей Белоруссии, написано: «…Группу в составе 10 человек с радистом и рацией направить в Поставский район с задачей производства диверсий на участках желез­ных дорог Вильно –Поставы – Глубокое, Крулевщизна – Полоцк, Виль­но – Новосвентяны и проходящих шоссейных дорог Вильно – ст. Годутишки, Вильно – Ошмяны, Вильно – Лида и Поставы – Дисна. На эту же группу возложить производство диверсий на аэродромах и военных складах в Поставском районе…». Вот так. Спрашивается, чем же тогда занимались партизаны? 

Большинство так называемых «подвигов» партизан – это сплошная фантастика, выдумки и пропаганда, ведь в условиях войны никто не мог проверить их отчётов. Яркий пример партизанской фантастики содержится в книге М.В.Тараткевича «Такой и должна быть легенда», Политиздат, 1985г. На стр. 18 там написано: «В одном из боёв партизаны этого отряда (Красный Октябрь) вывели из строя 15 вражеских танков и столько же бронемашин, уничтожили много солдат и офицеров противника». То есть получается, что партизаны якобы вывели из строя 30 единиц бронетехники во время одного боя. Вы в это верите? Я нет. Потому что такая задача под силу разве что противотанковому артиллерийскому дивизиону, а не партизанам, вооружённым лёгким стрелковым оружием да ручными гранатами.

В Хаценьчицах (ок. Воложина) во время войны стоял небольшой гарнизон "белорусской" полиции, состоявший более чем на 80% из местных поляков. Советские партизаны его неоднократно атаковали, пытаясь уничтожить. Но всегда с большими потерями были вынуждены отступить. Летом 1944 года, когда приблизился фронт, полицейские в полном составе, с оружием, ушли в лес. После войны бывшие партизаны хвастливо раструбили в СМИ о том, что это якобы они героически "разгромили" гарнизон в Хаценьчицах. Информацию об этом до сих пор можно встретить в некоторых книгах, посвящённых партизанскому движению в БССР.

Или вот ещё один наглядный пример партизанской фантастики: М. Джагаров в книге «Костры партизанские», Минск, издательство Беларусь, 1970 г., пишет: «Первая Минская Бригада» и дислоцировавшаяся рядом с ней бригада «Пламя» только за два года пустили под откос более 700 вражеских эшелонов». Получается, что каждый день партизаны якобы «пускали под откос» по одному эшелону. Ну не смешно ли? У немцев никаких паровозов не хватило бы.

Фронтовик-окопник, майор Михаил Сукнёв, в своих воспоминаниях «Записки командира штрафбата», писал: «Если противник всю ночь обстреливал нас, высвечивая небо и всё вокруг тысячами осветительных ракет, наша сторона молчала – ни звука…. Ночами противник прямо таки полоскал нашу оборону фейерверками из разноцветных пулемётных трасс. Уму непостижимо, сколько же у фрица было боеприпасов! Горы, Монбланы!». И все эти «горы» и «Монбланы» доставлялись к линии фронта в основном по железной дороге.

После войны, на основании партизанских отчётов, количество убитых немецких солдат и офицеров, оценивалось советскими историками в полтора миллиона человек. Американский историк Джон Армстронг в 1964 году издал книгу «Советские партизаны – легенда и действительность». Автор использовал в своих исследованиях только немецкие документы, из которых следует, что от рук партизан погибло только 45 000 человек. И лишь половина из них была немцами, а остальные полицейские и иные коллаборантские формирования. Это означает, что 95% «успешных операций» партизан существовали только на бумаге.

Несколько лет назад Российский журнал «Родина» привёл похожие цифры: за три года войны на всей территории СССР партизаны уничтожили всего-навсего 30-35 тысяч врагов. Если разделить на 36 месяцев, то получится меньше 1000 человек в месяц. Да от болезней и неосторожного обращения с оружием немцев погибало больше.

В начале октября 2015 года в Каунасе (Литва) прошёл V Международный конгресс исследователей Белорусской истории. Выступивший на нём с докладом сотрудник Минского Лингвистического университета Алесь Цымбал рассказал о результатах проведённого им анализа немецких военных документов, которые касаются рельсовой войны на территории Беларуси. Согласно выводам белорусского исследователя, данные документов оккупационных властей сильно отличаются от данных, которые хранятся в советских архивах. Таковы факты.

Зато не счесть числа преступлений, совершённых советскими партизанами против мирного населения в Беларуси. Виктор Хурсик, автор книги «Кровь и пепел Дражна», рассказывая о преступлениях красных партизанах, говорил: «Да разве об этих фактах знаю только я?! В любой деревне вам расскажут шёпотом, как партизаны грабили, расстреливали за одежду, еду или просто так, как кутили и насиловали. Многие факты зафиксированы работниками особых отделов партизанских отрядов и бригад, хранятся в архивах...».

Известный популяризатор белорусской истории, Анатолий Тарас, свидетельствует: «Вся советская история партизанского движения на оккупированной территории СССР во время Второй мировой войны – это один большой миф, который, как матрёшка, складывается из меньших мифов – про всенародный характер партизанщины, про огромный вред, нанесенный оккупантам, про защиту мирного населения от нацистов, про безукоризненное поведение партизан».

В книге А.Татаренко «Недозволенная память. Западная Беларусь в документах и фактах, 1921-1954» говорится, что только в Слонимском округе с апреля по ноябрь 1942 года от рук партизан погибло 1024 человека, 80% из них, это безоружное гражданское население.

В деревне Хозянинки, Пуховичского района, командир отряда Писарчик расстрелял мать и её малолетних детей за то, что уставшая от поборов женщина не выдержала и отказалась отдавать последнее, т.к. ей нужно было кормить своих детей.

Старожилы Бегомля с ужасом вспоминали, как особый отдел бригады Железняка 8 января 1943 года, на второй день православного Рождества, расстрелял более чем полсотни мирных жителей. В 1942 году около Бегомля партизаны убили православного священника. 17 августа 1943г. те же «железняковцы» застрелили в Докшицах женщину, которая отказалась отдавать партизанам корову, единственную кормилицу семьи.

19 ноября 2013г. в деревне Соколовка (бывш. Червяки) под городом Вилейка Минской области, люди почтили память крестьян, зверски убитых партизанами в 1942 году. Тогда от рук советских бандитов погибли около 50 жителей деревни.

Трагической была судьба семьи Василевских из деревни Здитово, Березовского района Брестской области. 23 ферваля 1943 года в их дом пришли «гости» из леса. В хате за ужином сидели несколько человек. Партизаны расстреляли всю семью, а дом подожгли. Погибли: Василевский Константин, Василевская Фекла, Василевская Анна, Василевская Мария, Василевский Иосиф, Василевская Елена.

Партизаны Дмитрия Денисенко (командир 1-го партизанского казачьего отряда) расстреляли Екатерину Семашко с маленьким ребёнком на руках, а Новогрудскую крестьянку, мать учителя истории Владимира Нагулевича, партизаны жестоко пытали. В присутствии сына ей выкололи глаза и отрезали грудь.

Пётр Мурзёнок, уроженец деревни Черёмушники Подзисенные, что на Поставщине, в своей книге «Над Дзісенкай ракой», писал: "В это время в деревне проживали родители Диковича Аркадия – Василий и Вера. Самого Аркадия партизаны сжили со света ещё в 1943 году. Не знаю, какая у него была вина перед родиной, а может только то, что он жил лучше других. Тогда, привязав Аркадия за руки к двум сёдлам на конях, босого, повели через всю деревню днём, в воскресенье, в свой лагерь, где и расстреляли. Ну чем не фашисты? […] Теперь с дедушкой и бабушкой жил внук Веня, сын Аркадия, старший за меня на три года. Так пришли ночью и расстреляли и стариков и внука.

Ещё жила пара старых баптистов – Гринько Дионис с женой Алёной (их сын был в полиции). Пришли к ним днём партизаны, или лучше сказать бандиты, пьяные, ставили их на колени, заставляли молиться, били, издевались как могли, а потом завели в сарай и расстреляли. Убивали ни в чём не повинных людей".

В деревне Рабеки Поставского района партизаны сначала выпили в доме у старосты, поели, а потом вывели хозяина дома за сарай и расстреляли. Этого несчастного человека накануне выбрали старостой сами жители деревни, в надежде на то, что он защитит их от произвола немцев. И староста старался, конечно, в меру своих скромных возможностей. Во всяком случае, ничего плохого он людям не сделал, за что и был убит.

14 апреля 1943г. партизанский отряд им. Кутузова, входивший в состав 2-й Минской бригады, устроил жуткую резню жителей деревни Дражно, Стародорожского района. Жестоким образом партизаны расправились с женщинами, детьми и стариками. Не щадили никого. Впоследствии, в партизанских отчётах, указали, что якобы в Дражно были уничтожены полицейские и их пособники. Подробно о трагедии этой Белоруской деревни рассказал в книге «Кровь и пепел Дражно», белорусский историк Виктор Хурсик.

От рассказа Василия Струповца, жителя деревни Якимовичи, что под Слонимом, кровь в жилах стынет. В интервью корреспонденту Татьяне Дубовец он поведал о жуткой расправе над мирными жителями этой деревни, которую в 1943 году учинили советские партизаны. У самого Василия, во время резни, советские бандиты убили отца, мать, 2-х братьев и сестру. Всего же в Якимовичах погибло более 50 человек, в основном стариков, женщин и детей.

Будучи тяжело раненным, Василий чудом выжил. Прежде чем убивать, пьяные партизаны издевались над беззащитными людьми. Некоторым женщинам отрезали груди, языки, а одной беременной вспороли живот. На теле другой несчастной впоследствии насчитали 70 колото-резанных ран. Самой старшей из убитых было 90 лет. В неё стреляли 3 раза. Свидетель этой бойни Василий Струповец, в 2000 году скончался. В начале 60-х годов прошлого века он обращался с заявлением в КГБ, требуя привлечь виновных к уголовной ответственности. Тогда многие из этих садистов-орденоносцев были ещё живы. Но «товарищи» из КГБ настойчиво «посоветовали» ему помалкивать.

Пьянство было повальным явлением во многих партизанских отрядах. Антон Рымша вспоминал о таком эпизоде, произошедшем в бригаде Ф.Маркова: «На расстоянии нескольких метров находилось несколько землянок. Открывается одна и из неё выходит группа людей, все пьяные. Дергачёв кричит: “я вам всем покажу, я вас всех научу, я представитель Красной армии!”. Остальные его обступили и пытались успокоить: – «тише, тише ты!», попытались вернуть обратно в землянку, в которой находился Марков. Как я понял, пьяная ссора произошла между комбригом Марковым и Дергачёвым…».

Многие командиры партизанских бригад и отрядов были людьми с низким морально-этическим уровнем. Некоторые из них ранее служили в НКВД, страдали склонностью к алкоголизму, лжи, имели садистские наклонности. Бывший офицер по особым поручениям Украинского ШПД капитан Александр Русаков так характеризовал некоторых прославляемых сегодня партизанских командиров: «Александр Сабуров. До войны он был политруком пожарной охраны НКВД в Киеве. Вся его партизанская карьера построена на обмане людей, на необычайной лживости. В Москве о нём создалось мнение как о человеке, творившем чудеса…. Ему присвоили звание генерал-майора и героя СССР. Лишь позже всё раскрылось, стало известно, что Сабуров обманщик и врун, но решили умолчать об этом».

О другом командире и его отряде, подполковнике Емлютине, бывшем начальнике РО НКВД в Курской области, Русаков сказал: «Это банда насильников, грабителей, мародёров, терроризировавших местных жителей. Сам Емлютин садист, живший только убийствами». Если в руки к таким «емлютиным» попадали немцы, то их участь была ужасной. Бывший солдат 17-го батальона дивизии "Groß Deutschland" Г.Сайер в своей книге-мемуарах «Последний солдат Третьего Рейха» приводит такой пример: «Партизаны! – закричал кто-то. Только что расправились со всеми! [...]. Шестеро изувеченных трупов, почти полностью раздетых, лежали в море запёкшейся крови. Над некоторыми издевались так, что смотреть было невозможно. Солдаты, прошедшие битву под Москвой, Курском, Брянском и Белгородом, повидавшие разного, закрыли лица руками и вышли. Такого ужаса нам видеть не доводилось…».

Командир диверсионно-разведывательной группы Линьков был заброшен в белорусские леса из Москвы. Предпочитал не церемониться ни с врагами, ни с боевыми соратниками, ни, тем более, с местным населением. В своих мемуарах «Война в тылу врага» описал, как за несогласие с его решением расстрелял командира партизанского отряда имени Кирова, К.Нищенкова.

О начальнике ЦШПД Пантелеймоне Пономаренко после войны тоже нелестно отзывались некоторые его соратники. Например, бывший командир партизанского отряда, герой Советского Союза Корж Василий Захарович записал в 1963 году в дневнике: «Пономаренко-то человек был хитрый, ехидный и большой подхалим. И сам, увы, любил подхалимов и разные там «тайны мадридского двора». И это не какой-то «оговор» его «задним числом», с моей стороны, а реальность…».

Ружка Корчак в статье «На берегах озера Нарочь», пишет, что в конце июня 1943 года при бригаде Фёдора Маркова был создан еврейский партизанский отряд «Месть», командиром которого назначили литовского коммуниста Бутинаса (Бума Боярский). Но уже 23 сентября 1943 года отряд был расформирован и разоружён. Марков перед строем объявил, что бойцы «Мести» будут влиты в белорусский отряд «Комсомолец», но на деле этого не произошло.

Через несколько дней безоружным евреям приказали явиться к штабному блиндажу. Затем по одному, под конвоем, их заводили внутрь, где командир отряда «Комсомолец» Саулевич (позже станет нач. штаба бригады. Авт.) и ещё несколько человек из штабных, обыскивали и отбирали у людей всё ценное: золото, деньги, часы, сапоги, кожаные куртки. Реквизиция продолжалась несколько часов. Дожидавшиеся своей очереди не подозревали о том, что происходит с их товарищами, потому что ограбленных людей выводили через другой ход и отправляли подальше от места действия. После этого случая и рядовые партизаны, видя, что евреев можно безнаказанно грабить, стали группами приходить на базу разоружённой «Мести» и забирать всё, что ещё там ещё оставалось после грабежа в штабном блиндаже.

Руководство ЦШПД прекрасно знало о творящихся в бригадах безобразиях. В отчёте на имя И.Сталина: «О развитии партизанского движения», составленном в июне 1943 года, Пономаренко вынужден был признать «ошибки» по отношению к жителям сёл и деревень: «Мародёрство, или изъятие продовольственных ресурсов..., необоснованные расстрелы и репрессии по отношению к населению…, непорядочное отношение к женщинам, при расположении некоторых отрядов в деревнях..., продолжительные отсиживания, стремление избежать встречи с противником…».

Справедливости ради следует отметить, что после неоднократных требований ЦШПД, руководство бригад всё же пыталось бороться с массовым разложением в среде партизан. Применялись такие методы как призывы, запреты, наказания. Параграф №3, протокола заседания бюро подпольного Поставского райкома КП(б)Б, от 25 октября 1943 года, гласил: «Наряду с проведённой работой, имеются существенные недостатки, случаи мародёрства со стороны партизан отрядов». А в параграфе №4 этого же протокола, написано: «Поставить в известность обком КП(б)Б о воздействии на командиров данных отрядов, не ведущих борьбы с мародёрством...».

На заседании Поставского подпольного РК КП(б)Б, состоявшемся в марте 1944 года, заслушали отчёт комиссара отряда им. Суворова «О выполнении решения бюро РК от 20.2.1944г. об устранении неправильного отношения к местному населению». Неправильным отношением к населению, здесь стыдливо называли грабежи, изнасилования женщин и убийства мирных жителей.

Несмотря на предпринимавшиеся меры, до конца войны ситуация в лучшую сторону существенно так и не изменилась. Но вольготная жизнь советских партизан закончилась в Беларуси в начале 1944 года. В оставшиеся до конца немецкой оккупации месяцы они понесли наибольшие потери. Это было вызвано тем, что немцы, готовясь к советскому летнему наступлению на фронте, предприняли против партизан крупномасштабные карательные операции с участием фронтовых соединений.

В Беларуси партизаны потеряли тогда 30 тысяч 181 человек убитыми и пропавшими без вести. Это вчетверо больше, чем за предшествовавшие два с половиной года войны. Вчетверо! Уже упоминавшийся мной немецкий лейтенант Армин Шэйдэрбауэр вспоминал: «В июне 1944 года командующий третьей танковой армией, генерал-полковник Рейнгардт, в расчёте на возможное отступление, бросил имевшиеся у нас в наличии силы, на борьбу с партизанами. Но времени для захоронения трупов не было. Поэтому на некоторых отрезках нашего пути всё вокруг было пропитано отвратительным зловонием. Говорили, что в лесах лежат сотни трупов партизан. Июльская жара усилила этот запах разложения. Надо было зажимать нос и дышать ртом. Некоторые даже надели противогазы».

За время войны партизаны так привыкли грабить, что некоторые из них не смогли остановиться и тогда, когда Беларусь была уже очищена от немцев. Минск освободили 3 июля 1944 года, а 7 июля начал работу спиртоводочный завод на улице Ворошилова (нынешний «Кристалл»). К 10 июля здесь произвели первую сгонку: 279 декалитров «огненной воды».

На следующий день секретарь Минского горкома партии Ф.Глебов был вынужден доложить секретарю обкома В.И.Козлову о происшествии: «14 партизан отряда «Буревестник» ворвались на спиртозавод, избили охрану из 5 бывших партизан (из другого отряда. Авт.), также избили директора завода и главного бухгалтера, а после взломали замок склада и вывезли 200 декалитров спирта».

С возвращением Советской власти, в Беларуси началась мобилизация в Красную армию, от которой официально уклонилось большинство командного состава партизанских бригад и отрядов. Например, почти 100% командного состава Барановичского соединения партизанских отрядов, а это более 1000 человек. Партизанских командиров назначали на должности председателей сельсоветов, секретарей парторганизаций, на разные должности в милиции, в райисполкомы и т.д.

Подводя итог, можно с уверенностью сказать, что террор советских партизан в отношении мирного населения Беларуси, как по своим масштабам так и по жестокости, был вполне сопоставим с террором нацистов. Поэтому совершенно возмутительным является факт героизации этих лесных бандитов. Вклад в победу простого советского солдата-окопника, ежедневно находившегося под бомбами и артиллерийским огнём, мёрзнувшего в залитых водой траншеях и окопах, ходившего в атаки под выкашивающим огнём пулемётов противника, совершенно не сопоставим с «вкладом» в победу так называемых партизан, отсиживавшихся в лесах, грабивших крестьян, пьянствовавших, насиловавших женщин и всячески глумившихся над мирным населением.