По времени поездка А.Миллера совпала с майским путчем в Варшаве, совершённым под руководством Юзэфа Пилсудского. События в Варшаве 12-15 мая 1926 года историки называют также переворотом или малой гражданской войной, во время которой погибли 215 военных и 164 гражданские лица, а около 1000 человек получили ранения. Поводом к путчу послужил затяжной кризис, тяжёлая экономическая и политическая ситуация в государстве.
В ходе четырёхдневных эпизодических столкновений на улицах Варшавы, победили войска верные Пилсудскому. Активную поддержку путчистам оказали польские железнодорожники, отказавшиеся перевозить в столицу воинские части, верные президенту и правительству. В результате премьер-министр Польши Винценты Витос и президент Станислав Войцеховски подали в отставку. Было образовано новое правительство во главе с Казимежем Бартлем, в котором Пилсудский занял должности министра военных дел и генерального инспектора Вооружённых Сил. Новым президентом Польши стал профессор Игнацы Мосьцицки. В стране начались довольно успешные реформы.
Эта историческая справка необходима для понимания того, о чём пойдёт речь ниже, в статье Антония Миллера. Далее переходим непосредственно к газетной публикации, в моём переводе с польского.
Казалось бы, судя по карте, что Поставы находятся недалеко от Вильно. Однако добираться туда надо от 5,5 до 6 часов. Потому что удивительно как то проложили железную дорогу: огибает она каждый холм, каждый большой лес, болотистую речку, следствием чего вся дорога идёт зигзагами, и каждую минуту, выглянув в окно, можно видеть изгибающийся поезд, порой почти что под прямым углом. Расстояние по прямой линии в 100 км. на деле удлинилось до 144 км. За ошибку инженеров граждане сегодня платят 7,5 злотых за билет в вагоне третьего класса. Причём вагоны преимущественно старые, купе тесные. «Северная» публика исключительно старательно их замусоривает. Второй класс значительно выгоднее. Даже купе "для некурящих" заняты там .... курящими. Правда туалеты очень чистые, но воды в них мало.
Приближаясь к Поставам, с удивлением замечаю разницу в вегетации растений. Низменные места только начали выныривать из под весеннего разлива; почки берёз только-только украсили деревья кучерявостью своей юной весенней зелени; зато каштаны ещё не выпустили листочки; только лоза и вязы значительно позеленели. Жёлтые цветы калужницы показались из-за серо-зелёной дымки холмов, поглощающих тепло первого жаркого в этом мае дня.... Небо без облаков! Ровные, голые поля при приближении к Поставам сменяются небольшими ельниками и сосняками.
Наконец станция - достаточно импровизированная! Толпа местной интеллигенции окружает меня....
— "Что слышно?",
— "Слава Богу, у вас есть газеты!".
У меня конечно были ещё, что правда, "несомненные" новости от кондуктора, который приехал Седлецким поездом "прямо с площади 3-х крестов" в Варшаве, но я не хотел ими делиться... Потому что моя информация могла не понравиться "одному из тридцати трёх", занимающего должность наблюдателя за моей лояльностью. (...). Нужно остерегаться людей, которые вопреки уважению, выполняют роль "ока государева".
Местечко это - образ разрушения, которое не исправил шестилетний мир. Когда то, во времена Тызенгаузов, Поставы слыли как очень ухоженное, красивое местечко. Помогала этому и сама местность: возвышенность и большое озеро-пруд. Дома тонули в зелени. На рынке стояли лавки и сукенница. Красивый костёл, построенный в стиле надвисленской готики, господствовал своими острыми шпилями над окрестностями. В настоящее время рынок сохранил свою прямоугольную форму, отсвечивая выщебинами: сгоревшими лавками и домами. От "базара" остались только внешние стены. Дома, в основном одноэтажные, носят следы ремонта, но очень примитивного. Во всём городке 2 небольшие гостиницы, в каждой из которых есть всего по 4-5 номеров. Чистота? Я пожалуй промолчу. Заглянул в кондитерскую, которая "сегодня не работает" по причине чьих то крестин. В «ресторане» гостеприимная хозяйка любезно разместила меня "в спальне сына", чтобы я мог там пообедать, так как, с её слов, "свободных мест нет, эти полицейские и лесники засиделись за пивом".
Из разговора с хозяйкой узнал о сиюминутных настроениях местных жителей. Все верят в Пилсудского. Если пошёл на Варшаву, то "значит так надо" (не знаю, что бы они думали, если бы знали о количестве жертв А.М.). Сейм, говорят единогласно, "не такой нам конец обещал. Брали нас обещаниями, а закончилось всё тем, что с бедных дерут налоги". Поговорил и с беларусами из соседних деревень. Заметил, что почти каждый, нарекая на высокие налоги, говорит, что "последнюю коровку продал". А на мой вопрос - "откуда же вы тогда принесли на рынок молочные продукты?", отвечают: "ну как же, вынужден был другую купить, но худшую. Как же в хозяйстве без навоза".
Разговаривая о событиях в Варшаве, я констатировал известную способность беларусов ориентироваться в ситуации.
— Кого бы вы хотели, спрашиваю, иметь президентом: Пилсудского или Витоса?
— Пусть будет Пилсудский, он москалей сюда не пустил!
— А разве вы не хотели бы правительства крестьян с Витосом крестьянином во главе?
После долгого раздумья один из слушавших меня почесал голову и бросил:
— Какое там ещё крестьянское правительство? Ещё большие налоги введут. Если в наших гминах такие порядки, что не дай Бог, то что же делается там, где казна под рукой!
Все остальные мои собеседники в знак согласия закивали головами.
Попытался спросить, хотели бы они короля или президента, при этом коротко объяснил разницу в функциях этих должностей. Ответ большинства звучал примерно так:
— Если с головой и не воруют, не обижают налогами - то нам всё равно. Но так как теперь, то очень тяжело жить... Не выдержим!
Административная организация Поставского староства уже завершена, и общественная жизнь понемногу начинает развиваться. Нареканий на это от людей я не слышал. Доходили до меня только жалобы на мирового судью, будто он «мужиков с левыми взглядами не любит». Думаю, что эти неподтверждённые антипатии судьи кроются в обычной бестактности. Достаточно привести один пример: тот же судья, прочитав в суде депешу Генерального Штаба о победе Пилсудского, рекомендовал всем соблюдать спокойствие и порядок, а если кто попытается ширить мятеж, особенно подрывные элементы, то обещал тем "позатыкать морды". Разве висящий на стене (в кабинете) белый орёл обязывает его к парламентским выражениям?
Поприсутствовал я и на выездной сессии Виленского Окружного Суда. Из 5 дел, стоявших в повестке дня, 3 отпали. Вопрос вообще проблематичный — обходятся ли выездные сессии суда для властей дешевле? Свидетели шли пешком в Поставы по 50 вёрст. Сколько времени они потеряли в эти рабочие дни? Сессии суда в летний период вообще плохо отражаются на работе деревни.
Наступил вечер.... Молодой месяц протиснулся сквозь заросли вокруг дворца — свидетеля давнего величия. Тихое местечко вышло на прогулку. На озере появилась моторная лодка и вёсельные. На мою душевную тоску отозвался соловей, но как то слабо, не смело. Несколько котов выбежали со дворов и направились на звук птичьего пения. Противные прозаики!
Я собрал свои манатки и направился на станцию, поражённый в эту чудную майскую ночь тишиной и апатией этого тихого городка, даже особо и не задумывающегося о событиях в Варшаве. На выходе из Постав стоит невысокая, обрезанная липа, а на ней аист свил своё гнездо. Сторожит свой дом. Удивил меня выбор места для гнезда: низко, при дороге и вблизи домов. Свидетельствует это об интуиции птицы, доверяющей своему сердцу и спокойствию этого на самом деле тихого городка, как бы забитого досками от кровоточащей Варшавы.
А. Миллер
